Другое дело еда. Поначалу, когда Андрея, увлёкшегося решаемой задачей (он вёл непростой производственный разговор сразу с тремя весьма отдалёнными собеседниками), с трудом оторвали от важного процесса и пригласили к общему столу, он отнёсся к приёму пищи без каких-либо эмоций, машинально препровождая пальцами в рот незнакомые кушанья, которые отчего-то здесь все едят руками. Но ближе к вечеру, почувствовав лёгкое недомогание, гость во избежание непоправимых последствий для своего имиджа в глазах хозяев спешно отправился искать кабинку, специально оборудованную для избавления от тяжести в желудке.
Поиски были недолгими, кабинка оказалась свободной. Устроившись, Андрей огляделся: дома он бы привычно потянулся за иллюстрированной книжкой из истории христианского востока, кем-то и как-то случайно занесённой, да так и оставленной на полочке; содержание текста, между прочим, из-за чтения фрагментарного и необязательного, едва какой-то частью перебравшись в сознание, чуть погодя совершенно выветривалось и почти целиком, не считая некоторых гравюр с изображением всадников, полностью закованных в латы, оставалось только на бумажном носителе. Здесь же народ предпочитал газеты. Разобрать в них, правда, кроме картинок и цифр ничего нельзя, поскольку для передачи информации мало того, что используется непонятный язык, так ещё запись ведётся справа налево и незнакомыми буквами. И нет ведь, чтобы сказать: мол, ребята, ошиблись мы, давайте сюда ваш алфавит… По возвращению Андрея ждало приглашение посетить кабинет шефа, весьма настоятельное – охранник, ещё утром выступавший в роли сопровождающего и, между прочим, по дороге развлечения ради показывавший иностранцу пистолет, а теперь выполняющий функцию посыльного, держал руку на кобуре. Конечно, просто по привычке, но всё же… – Do not leave the office without a guard,9 – медленно проговорил он в коридоре.
В углу весьма солидного кабинета, в отличие от прочих помещений одухотворённого некоей руководящей атмосферой, демонстративно стояла бейсбольная бита. То ли конфигурация неких силовых полей в этом районе направляла к этому предмету взгляд всякого входящего, то ли всякий входящий искал глазами опоры при входе в начальственный кабинет, так или иначе, сначала мистер Сикорский уставился на биту, и уж потом, по прошествии затянувшегося мгновения, перевёл взволнованный взгляд на её хозяина. Босс, восседающий за отполированным до зеркального эффекта письменным столом, поведя носом и недовольно поморщившись, немного подался назад, отчего спинка высокого кресла издала звук сминаемой кожи. Брови хмурились, глаза щурились. Не поднимая руки от подлокотника, он пальцем указал в сторону монитора, лицевую сторону которого посетитель не мог видеть при всём желании (но почему-то совершенно точно знал, что там в неприглядном свете изображён объект его командировочных забот), произнёс владетельным голосом: – This total crap is usable lesser than useless! – и сжал подлокотник так, что кресло снова застонало. Потом добавил: – When this incredible shit will be work?!!10 – после чего стал смотреть на мистера Сикорского, как на причину всех своих мелких неприятностей.
И случилось удивительное: если раньше, скажем прямо, Андрею стоило немалых усилий связанно выражать свои мысли по-английски, то теперь слова из него просто-таки посыпались, как монетки из карманов, если бы его подняли за ноги и хорошенько встряхнули. Или как жёлуди с осеннего дуба, по гулкому стволу которого крепко стукнули битой. Слова, градом опадающие на шефа, произвели на него благоприятное впечатление, он немного покивал головой, удовлетворённо сказал «окей» и высказался в том смысле, что на вас, мистер Сикорский, возлагаются большие надежды, сделайте только работу побыстрее, а ночевать из соображений безопасности вы будете в офисе. На этом аудиенция была закончена.
