Я наклонился ниже, почти к самому ее лицу. Разглядел несколько веснушек на носу. Она же, эта неожиданно упрямая девица до последнего не опускала взгляда, глядя мне прямо в глаза в глаза, я усмехнулся, и только тогда она его опустила, спрятавшись за шторками густых ресниц.
— Не страшно вам, значит, — прошептал я. — А так?
И дернул ее блузку, одну из тех что только недавно вместе купили, дернул так, что затрещала ткань, а пуговицы посыпались дробно застучав по полу. Недавно такая милая блузка из нежно персиковой тонкой ткани теперь висела неопрятной тряпкой, открывая моему взору все, до самого пупка. Лилия вздрогнула, полушария груди почти полностью скрытые бюстгальтером покрылись мурашками. Смею надеяться — от ужаса.
— Так страшно? — переспросил я.
— Прекратите, пожалуйста, — попросила она.
Морочиться с бокалом было лень, я сделал глоток прямо из бутылки. Теплое, черт. Гадость. Почти такая же гадость, как моя жизнь.
— А вы думали, что замужество это только пироги печь и по магазинам ходить? Нет, быть замужем, это гораздо большее…И как ваш муж, я могу позволить себе все. Например это.
Отвожу в сторону персиковую ткань, чтобы не закрывала обзор. Опускаю ладонь на ее грудь. Комкаю, сминая нежную плоть. Лилия морщится — больно. Стаскиваю еще сильнее, затем ныряю большим пальцем под бюстгальтер. Нежно, очень нежно. Хочется сделать больно, но я поглаживаю кожу пальцем, едва задевая твердеющий от прикосновений сосок.
И злюсь снова — теперь уже на себя. Я зол потому, что она снова делает это — смягчает меня. Может, это и было задумано моими родными? Подложить под меня девушку, юную и нежную, полную заботы, чтобы потом просто доломать меня, растёкшегося от ее нежности, до конца?
— Я могу все, — жестко говорю я, не давая себе отвлечься от этой животворящей злости.
Хватаю за подбородок, не позволяя уклониться и целую ее. Рта она не раскрывает, что бесит, я тараню ее губы, кусаю их, до тех пор, пока она не сдаётся. Наш поцелуй отдает кровью, но даже через насыщенный ее вкус я чувствую нотки ванили и аромат свежезавареного чая.
Проклятье. Отрываюсь от неё, вытираю своё лицо ладонью. Лилия смотрит на меня. Вот теперь она точно в ужасе. Верхняя губа припухла, на ней следы моих зубов, к подбородку тянется тоненькая ниточка крови.
— Проваливайте! — ору я. — Немедленно.
Теперь я не злюсь на себя. Я себя ненавижу. Лилия подхватывает обрывки блузки, прижимает их к груди и встает. Не убегает, уходит, хотя ее лихорадит от страха. Я делаю еще глоток и закуриваю. Тошнит. Тошнит не от алкоголя или табака, меня тошнит от того, что я делаю, от того, чего я не сделал.
Просыпаюсь я в кабинете же, на диване. В голове туман и яростно пульсирует болью, спина ноет — спал я свернувшись калачиком. Чувствую на себе чей-то взгляд, открываю глаза — Роза.
— Зачем ты здесь спал? — спрашивает она.
— Работал много, устал, — лгу я.
— У тебя здесь что-то прилипло, — касается моей щеки.
Я отговариваю от кожи засохшую капельку крови Лилии. Черт.
— Лилия уже проснулась?
— Ещё не выходила из комнаты.
Еще бы. Ставлю на то, что я еще долго ее не увижу. Перед тем, как принять душ делаю пару звонков. Кофе пью глядя в окно. Там — два слесаря. Замки я решил поменять, у слишком многих людей были ключи от моего дома. Работа в умелых руках спорится быстро, но все же я то и дело поглядываю на часы.
Фариде по поводу Раи позвоню по дороге в офис, но боюсь Рая все равно придёт.
