— Ты не услышала главного, — поучает меня, — смотри на меня. Ключевое здесь было то, что ты теперь принадлежишь мне… И этот факт не имеет срока давности.
Он чеканит свою правду стигмой по моей коже. Я не понимаю его пока до конца, не понимаю…
— Объясняю, Василиса. Ни один мужчина к тебе больше никогда не прикоснется. Вопрос теперь не в спасении Василиса Орловой. Ее больше не существует. Зато существует моя жена…
— О чем ты говоришь?! — я срывалась то на ты, то на вы… Не могла сформулировать суть… — Как я могу просто взять и исчезнуть?!
Его взгляд железный. Гвоздяший. Приговаривающий без права на помилование.
— Ты уже исчезла. Пропала без вести… Теперь у тебя новая жизнь. И лучше тебе не усложнять и принять свою судьбу…
Воздуха в легких не хватает. Перед глазами черные мошки…
— Завтра с утра ты примешь ислам, а послезавтра мулла проведет обряд никяха. Это закроет все вопросы. И для тебя, и для меня. Мы поменяем тебе фамилию и имя. Ты снова станешь свободным самостоятельным человеком, но уже в новой своей жизни. Как Камилова…
— Я не хочу… Я не согласна! Я не согласна на смерть Василисы Орловой… — шепчу, задыхаясь от подступающих слез.
— Не нужно плакать. В той твоей жизни нет ничего, за что стоило бы держаться. Или это нелюбимая мать? Или мразь-отчим, который лез тебе под юбку? Не смотри на меня так удивленно и укоризненно. Я умею наводить справки. Институт, в котором ты даже не понимаешь, на кого учишься? У тебя даже друзей нет, Василиса. Ты ни с кем толком не общаешься… Но появятся новые. Поверь, тебе понравится твоя жизнь. Понравится то, что я могу тебе дать…
Я опускаю глаза на дрожащие руки в отчаянии. Друзья… Он прав в том, что я растеряла даже тех, кто были в школе в Нижнем, когда уехала из города. А боль и депрессия от потери отца сделали меня закрытой и нелюдимой… Я не искала общения, и Кира с Кириллом были единственными, к кому я была привязана и с кем держала постоянный контакт…
— Я… не люблю тебя… — говорю ему в лоб. Единственное, что мне остается… — Не унижает брать женщину, которой на тебя наплевать?
Он усмехается. Встает надо мной доминантно. Даже нависает. Рука опускается на мою щеку. Я чувствую, что он начинает кипишевать. Думал, я сейчас на шее у тебя повисну от радости, что ты меня в один момент лишил всего?!
— Не пройдет и месяца, как ты станешь самой послушной и покладистой кошкой, Василиса. Будешь умолять меня выебать тебя… Я достаточно опытен, чтобы отличить чувственную женщину от бревна. Ты огонь… Было бы иначе, не тратил бы на тебя свои ресурсы… И поверь мне, наши темпераменты в постели совпадут…
Я отстраняюсь от его руки. Меня трясет от беспомощности.
Снова горячие пальцы на подбородке. Негрубо, не больно, но дико властно.
Он поднимает мое лицо. А я морщусь, потому что из окна бьет солнце, обрамляя его мощную фигуру. Сейчас даже природа словно бы говорит о моем ничтожестве на его фоне…
— Ты не слышишь меня, Алихан. Я не отказываюсь от твоей помощи. Я готова сидеть здесь, готова спать с тобой и делать то, что ты хочешь, и даже могу признать, что мне это понравится, но дело ведь не в этом. Я не люблю тебя. Не такого мужчину я хочу видеть рядом с собой… И да, я имею право надеяться, что рано или поздно это закончится, что этап с тобой закончится… И когда все встанет на свои места, мы разойдемся, как это обычно бывает в жизни…
— У кого в жизни, Василиса? Ты с кем меня путаешь?! С теми лохами, которые сначала десять лет вокруг бабы бегают, а потом вдруг решают, что им самим нужно поменять пол?! Я сказал тебе, что ты никогда больше даже глаза на другого не поднимешь, слышала меня?! Не любишь— полюбишь! И не такие любили…
