Гарин затребовал цирюльника. Веселый парнишка из местных, уже задетый всеобщим прогрессом, постриг, причесал скитальцев, инженеру удалил усы и бороду. Петр Петрович провел заскорузлой ладонью по лицу. Прикосновение к выбритой коже возбудило ассоциативный ряд, перекрещенный с нежной истомой, разливающейся после полового экстаза: «Спасибо, Господи, вернул меня к жизни».
Завтракали за просторным дощатым столом, вкопанным под навесом. Помимо Гарина и Джонса присутствовали: доктор Вернер; мистер Самуэль Голдберг – археолог, представитель Британского Музея; мистер Рочестер – специалист по связям с местной общественностью, ведавший безопасностью всего предприятия; знаток флоры и фауны, доктор Мелани Уоллос и юный сподвижник мистера Джонса, студент Университета Пенсильвании Збигнев Бенеш.
– Не рассчитывайте, Саари, что безумству храбрых споем мы песню, – довольно безапелляционно вступила Уоллос.
– Не одобряете трансконтинентальный перелет на воздушном шаре?
– Я не одобряю преступное любительское безрассудство.
– Люди склонны к экстравагантным поступкам.
– От праздного безделья.
– Вам угодно выслушать мою повесть? – инженер обвел взглядом присутствующих. – В двадцать пятом году я легко разбогател на золоте Гарина…
– Эка, людям фартит.
– Рочестер, невежливо перебивать попутчика облаков, – Мелани не скрывала ироническую мину.
– Богатство обеспечило отсутствие нудных повседневных забот, но на их место мышью прокралась серая скука, чтобы истребить непрошеную гостью решили с женой посвятить себя небесному туризму – прекрасное средство от старости.
– Видите, я права, всякая чепуховина происходит от ожирения мозгов.
– Расскажите подробнее о вашем путешествии, – попросил Голдберг, не отрываясь от холодного мяса.
– Четыре месяца назад мы стартовали из Лос-Анджелеса…
– Вы не американцы, – заметил Индиана.
– Да, мы из Финляндии.
– Финны? – уточнил Джонс.
– До некоторой степени, я родился и до двадцать четвертого года жил там, в стране гранита и озер. – Гарин сильно потер пальцем сбоку носа.
– Не был в Финляндии, Скандинавию знаю плохо, – признался профессор.
– Продолжайте, пожалуйста, мистер Саари, – подал голос юный Бенеш.
– Из Лос-Анджелеса путь лежал на юго-восток. Трое суток под нами буйствовала морская стихия Атлантики, совершенно расстроив наши нервы. Требовалось перевести дух. Восстановившись в безлюдном оазисе во французской Западной Африке, мы следовали далее целую неделю над саванной с ее бесчисленными стадами. На Мадагаскаре, где-то у Антананариву, какое поэтическое название – «гора тысячи стрел», нам взбрело в голову проститься с черным континентом, устроить прощальный пикник на троих: моя обожаемая Софи, я и распятие Южного Креста на росистом поле субэкваториального неба, – Гарин мечтательно закатил глаза. – Все испортила местная публика. Откуда ни возьмись, на запах нашего пиршества сбежались дикари. Намерения их показались нам кощунственными, возможно, негуманными – в нас полетели копья, рой стрел вынудил меня и возлюбленную мою Софи ретироваться в гондолу. К счастью, безмозглые пасынки природы метили не в тончайший шелк, оборачивавший горячие легкие баллона, они лупили по алюминиевой обшивке люльки. Знайте, господа, я проявил максимум благородной выдержки, не скатился в омут кровожадного озверения и мести, своим оружием я избрал союзника цивилизации – огонь. Когда горелка пыхнула языком гневного пламени, папуасы разбежались, побросав свои убогие рогатки.
