Пять или шесть врачей находилось рядом, они постоянно перемещались в хаотичном порядке, делая резкие движения руками, едва заметные для моего взгляда. Быстрее этих движений был только обмен короткими фразами. Я пытался уловить момент, когда один из них смотрел на мое тело, но его движения были размытые и сливались в одно, создавая иллюзию пятна размазанной масляной краски. Сейчас такое считают произведением искусства. Когда он громко кричал, изображение приходило в норму и я видел его голубые глаза, которые смотрели сквозь меня.
Не получалось разобрать ни единого слова. Причина была не в аппарате и даже не в том, что обстановка меня сильно пугала. Я просто не понимал звуки, которые произносят врачи, казалось, что это совсем другой язык, не похожий на тот, который мы изучали в школе. Не было ни малейшего намека на диалекты и акценты. Это была совсем незнакомая речь, похожая на отрывки радиопомех, которые смешивались со звуком скрежета вилки по тарелке. Это была поистине самая страшная пытка, о которой человечество даже не подозревало.
Лучшая идея, которая могла прийти в голову, – это попытаться им объяснить, что все в порядке. Довольно долго я произносил речь с различными приемами ораторского искусства, наполняя ее шуточками и успокаивая людей в белых халатах. К моему удивлению, никто не обратил на меня внимания.
– Что это? Злой розыгрыш? У кого хватит ума на столь низкую шутку! Мое чувство юмора всегда было на высоте, все мои друзья знали, что я мог разыграть даже малознакомого человека! Но сейчас совсем не то время и не то место.
Я покрывал их отборным матом, кричал с таким упорством и силой, от давления которой мои голосовые связки не выдерживали, срываясь до хрипоты и свиста; несмотря на это, они продолжали заниматься своим делом, не обращая на меня внимания. В гневе от своей беспомощности я попытался схватить медсестру за руку. Она стояла ближе всех к кровати. Возможно, это была та самая девушка, которая бережно закутывала меня одеялами перед сном.
Моя ладонь прошла через ее руку, не повстречав препятствий. По инерции мое тело полетело в том же направлении, примерно так же бывает, когда садишься на стул, а его резко убирают. И вот я лежу на полу и наблюдаю за девушкой снизу вверх.
В такой неожиданный момент любой нормальный человек как минимум испугается, начнет кричать, плакать, смеяться, хоть как-то проявлять эмоции. Но что же со мной происходит? Нет чувства страха, я забыл, что это такое. Следующим этапом пришло осознание отсутствия боли. И это точно не действие морфина и прочих обезболивающих, которые десятками вкалывали мне по расписанию.
Все происходящее казалось сном во сне, и, чтобы прекратить это безумие, нужно проснуться. Самое простое решение, которое пришло мне в голову, – это просто лечь на место и попытаться заснуть. Я предполагал, что очнусь в своем теле и все будет как прежде. Вернется на место та боль, от которой невозможно уснуть без препаратов.
У меня не получалось осознать все произошедшее. Напрашивался только один самый очевидный вывод: я мертв. Прошло несколько минут, а может, часов до того, как врачи, склонив головы, покинули палату. Им на замену зашли санитары, накрыли тело простыней, переложили в каталку и увезли в морг. Завершила эту цепочку все та же медсестра, расположив на еще не остывшем после меня месте очередного больного, подключив его к аппаратам и заботливо укрыв махровым одеялом. Вся эта процедура воспринималась совершенно спокойно, без лишних эмоций и чувств, как просмотр короткометражного фильма, не более того. Все чувства постепенно исчезли и были забыты.
