на его памяти она лишь дважды перегнула палку, и оба раза потом
оказывалась права! Ну, почему, почему он ей тогда не поверил? Ему
не страшно было умереть ради друзей – страшно было оставлять их
в беде и понимать, что его гибель ничего не изменит.
Раз за разом всплывала в памяти картина на дороге, когда их
схватили. И взгляд подруги, в котором не было ни капли укора…
Ведь если бы она бросила ему в лицо обвинения, он готов был за-щищаться, но ее «Это ничего», произнесенное спокойным, ласко-вым голосом, каким она обычно разговаривала в чате с друзьями, резануло будто сталью по нервам. Почему она на него не рассердилась? Почему не выговорила ничего? Непонятный человек… Кто
знает, как бы он сам поступил, окажись он в ее шкуре. Способен ли
был на такие внешне хладнокровные, выверенные шаги?
Снаружи медленно опускались сумерки, и скоро в камере сделалось совсем темно. Генри ощупью добрался до импровизированного
ложа и рухнул навзничь на солому, как будто это были роскошные пе-рины в замке его подруги, где он проснулся в первое свое утро в этом
неизвестном жестоком мире… Наверное, в чём-то более жестоком и
требовательном, чем его родной. Это произошло совсем недавно, а казалось, что пролетели несколько лет! С ума сойти можно!..
Рука сама собой нащупала маленький металлический кружок
под рубашкой… Медальон! Если повезет, друзья узнают, где он.
37
Юлия Каштанова
Вот только успеют ли? Да лучше б они спасали свою жизнь и жизнь
королевы. Лучше пусть он погибнет с честью, останется в этой земле навечно, а не будет жить с таким клеймом…
Мысли начали разбегаться. В углу заскреблась мышь, но Генри не стал ее гонять и вообще обращать внимание. Усталость давала о себе знать, хотя именно «спать» (то есть, спокойно отдыхать) в такой обстановке не хотелось совершенно. «Эх, Элка, плохой из
меня получился рыцарь…» – подумал его, сжимая в ладони металлический кругляшок, после чего его сознание провалилось во тьму.
*** Элеонора наконец осталась одна, и у нее появилась возможность подумать: до этого ее постоянно донимали то слуги, то по-хитители, то просто посторонние люди, хотя с последними ей общаться старались не давать. К несчастью, ее враги были достаточно
проницательны, чтобы ожидать от нее какого угодно смелого и неожиданного хода. И правильно делали, сволочи!
Она не знала, что стало с Генри и остальными – знала только, что они живы. Друзей они так и не встретили, и, скорее всего, те просто опоздали. Она почему-то была уверена, что засаду они
обошли… Но что там с Хуаном и теми, кто остался в Мадриде? Они
ведь даже не ведают, в какой опасности оказались!
Элеонора оглядела комнату: мебель и стены были обиты шел-ком с золотым шитьем, ручки и отделка также сияли позолотой и
перламутровыми вставками. Да, держали ее в роскоши, и со стороны казалось, что ей нечего больше желать. Не было самого главного – свободы. И не было определенности.
На столе был сервирован ужин, но глава Грандов к нему не
притронулась; ни есть, ни спать не хотелось, хотя она в таком состоянии пребывала уже почти сутки. Мысли крутились в голове самые разные: часть их них – неизменно о побеге, другая – о друзьях, а больше всего ее волновала судьба верного защитника. Ведь не
трудно было догадаться, что после всего произошедшего его едва
ли оставят в живых. Или Господь всё-таки дал ему шанс, и он вырвался из ловушки? Может быть, он уже на пути к Мадриду или
