У ручья сразу после завала тропа разделялась. Левая вела вверх, к гребню морены, правая – вниз, к леднику Адыр-Су. Отдохнув с нами несколько минут, доктор встала и попрощалась. Она шла к джайлыковцам, палатки которых, размером не больше спичечных коробков, виднелись рядом со льдом. Доктор впервые оделась по‑альпинистски, и, пока нам было по пути, я иногда поглядывал, как она идет, прилежно шагая за Дьяковым. Вероятно, ей еще не случалось оказывать помощь наверху.
Студенты не устояли перед соблазном умыть лица в ручье, забыв, что из‑за этого могут полопаться губы. Затем они взобрались на гряду и позвали Бориса сниматься, но тот не пошел. А зря. На фоне Уллу-Тау даже групповой снимок был бы хорош, и уж кому-кому, а Борису они бы напечатали фотографию. Однако он тоже измотался и бегать по пустякам не захотел. Ему исполнилось больше, чем любому из нас. Тем не мене, мы были студентами ровно в одно время. Я запомнил его по майскому слету «Науки» в тот год, когда ездил в «Алибек», а еще через год мы столкнулись у башни в Царицыно, и по тому, как он держался среди ребят своей секции, я не подумал, что он всего лишь значкист. Впрочем, по туризму у него был первый разряд, и уже тогда он состоял в каком‑то центральном совете.
Пока я исподволь снимал студентов, на меня не обращали внимания, и лишь потом оглянулась девушка с красной повязкой вокруг собранных в косу волос. На солнце они выглядели золотыми. Я не узнавал, как ее зовут, а просто так ни от кого не слышал. Мы уже несколько секунд не отводили глаз друг от друга, когда она дала знать, что хочет, чтобы я перестал смотреть, но вдруг поняла, что интерес не праздный, и на нее смотрят без вызова, и удивилась, – я ясно понял, что удивилась, и вслед за ней отвернулся сам. Мне вспомнилась Лена, ее лицо. Я никогда не брал с собой ее фотографии. Гораздо лучше было просто видеть. И пока получалось так, я не сомневался, что люблю именно Лену, а не другую.
Мы только-только ползли вверх по морене. Подъему не было видно конца. Дьяков по‑прежнему шел впереди, но из любопытства оглядывался. Его забавляло, как быстро мы выбились из сил. Но уж на это мне было плевать, черт бы его побрал, над чем бы он ни находил уместным смеяться. Мы сами знали, как выглядим, а главное, зачем встряли сюда. Шаг, еще шаг, шаг, шаг. Морена все еще тянулась вверх, когда Дьяков неожиданно поставил рюкзак на землю. Тут я увидел выровненные на гребне площадки для палаток.
С верховьев ледника Адыр-Су задувал ветер. За ним не было слышно рева наших двух примусов. Теперь я уже чувствовал себя в походе, не на марше, а именно в походе, так как, отойдя от дома, наконец, по‑настоящему понял, что не скоро и только длинным кружным путем смогу вернуться туда. Начавшаяся жизнь больше не увлекала, – снова, как много раз раньше, нужно было закончить маршрут, чтобы она опять начала привлекать. Ребята помалкивали. Переход никого не обнадежил. А он был первым и не самым трудным из всех, которые еще предстояли.
Вода закипела, и девушки смогли заняться стряпней. Они готовили обе на равных правах, и все же командовала Аля. Другую это сразу вывело бы из себя, только не Сашу, в чьем умении было держаться так, словно ей не только не мешали варить, но и ничем, ровным счетом, не задевали.
Суп доварился, когда в примусе Бориса выгорел весь бензин. Я полагал, что его хватит минут на сорок, но примус оказался не таким, как мой, и для Бориса это тоже было сюрпризом. Мы подождали, пока корпус остынет, и лишь потом смогли наполнить резервуар.
