Открываю рот, чтобы сказать, куда он может засунуть свои соболезнования, но прежде чем успеваю произнести слово, чувствую прикосновение его теплых пальцев к своим холодным ладоням.
- Никогда не слышал о личном пространстве? - выдыхаю я, шокированная этим грубым вторжением.
Мои нервы взвинчены до предела, я отдергиваю руку, а он молча смотрит на меня, склонив голову набок.
- Я не нуждаюсь в твоих соболезнованиях, - говорю я неприязненно. - Полагаю, день смерти моих родителей станет для Ди Анджело семейным праздником.
В глазах Алекса недоумение. Желваки на скулах выпирают, губы недовольно поджаты.
- Ты сама не веришь в то, что говоришь, - спокойно говорит он, контролируя свой голос, но я вижу, что его взбесило мое обвинение. - Моя семья сочувствует вашему горю.
Его слова звучат вполне искренне, но я знаю, что ему нельзя доверять. Ни ему, ни кому-то еще из Ди Анджело. Мой отец имел когда-то неосторожность положиться на Вальтера Ди Анджело и потерял львиную часть бизнеса. А Кирилл считал Алекса другом, пока ему не пришлось три недели проваляться в больнице с сотрясением после стычки с ним.
Инстинкт самосохранения подсказывает мне, что мне нужно быть осторожной, но я никогда не была трусихой. Я свирепо смотрю на Алекса, стараясь не замечать как хорош этот засранец, но это сложно.
Я почти забыла какой он высокий. Я тоже не маленькая, но мне приходится смотреть на него снизу вверх и это бесит. Темные волнистые волосы как всегда немного длиннее, чем положено, а непослушная прядь, то и дело падает на глаза. Правильные черты лица, высокие скулы, упрямый подбородок, высокий лоб. Проницательные темно-серые глаза и чувственные губы. Губы, мечты о которых тревожили меня со школьного выпускного... О, Господи!
- Зачем ты на самом деле пришел? - спрашиваю я, отгоняя предательские воспоминания.
Бесполезно пытаться понять, что у него на уме, поэтому я задаю прямой вопрос, на который хочу получить такой же ответ.
- Чтобы увидеть тебя, - отвечает Алекс. - И убедиться, что ты справляешься с этой ситуацией.
- Я справляюсь, - резче, чем позволяют приличия в данной ситуации, отвечаю я. Перед этим человеком нельзя показывать ни капли слабости.
- Чем я могу помочь тебе?
Его вопрос вводит меня в ступор. Я чувствую себя на грани истерики. Это удивительно. Я держала себя четыре дня, а сейчас готова не то расхохотаться, не то разрыдаться перед единственным человеком, перед которым этого нельзя делать. Уж он точно использует мой срыв с выгодой для себя.
- Вернуть типографию, которую вы обманом купили месяц назад? - с издевкой произношу я.
Его глаза темные, выражение лица мрачное.
- Это бизнес, Лиля. Твой отец...
Закрываю уши ладонями и быстро мотаю головой.
- Не смей говорить о моем отце! - обрываю я Алекса. - Если ты действительно хочешь помочь - уходи, - говорю я глухо. Мой голос срывается и внезапно я чувствую, как на меня наваливается усталость: - Просто уходи. Я не хочу, чтобы тебя здесь видели. Кирилл в зале. Еще одной сцены я просто не выдержу.
На мгновение его суровое лицо смягчается. В серых глазах вновь появляется обманчивая теплота.
- Мне действительно жаль, Лиля. Поверь мне.
Меня поражает его самонадеянность. Поверить ему? Почему я должна ему верить?
Внезапно он протягивает руку и с неожиданной нежностью кончиками пальцев гладит мою щеку. Фамильярность Алекса не знает границ. Он вновь бесцеремонно нарушает границы моего личного пространства, но тепло его пальцев дарит странное успокоение. Чувствую себя кошкой, которая хочет потереться о ласковую ладонь.
