– Замолчи, невежа! – полнотелый монах, стоящий рядом с настоятелем, воинственно потрясал увесистыми ладонями. – В присутствии настоятеля веди себя подобающе! Не то велю выпороть!..
– Нельзя! Неправильно! – не унимался смутьян. – Нужно резать покойника! Резать пальцы и ступни… Голову! Неужто мало нам серого пса, являющегося по ночам?
– Верно Зот говорит! – подхватили из толпы. – Резать надобно, не то из могилы вылезать повадится!
– Вон, в Подгорке! – ещё громче воскликнул Зот. – Захоронили покойного не глядя, так после в домах рядом с кладбищем люди повымирали!..
Грачонок поёжилась от холодного ветра, ставшего невыносимым.
– «Злоба человеческая кипит», – голос Каргаша, не заглушаемый даже роптанием собравшихся, донёсся у Грачонка над головой. – «Её нужно излить… ошпарить других. Превосходно для этого подойдут те, кто отличаются. Отличаются от остальных хоть чем-то…»
Руки Грачонка мелко затряслись. Желудок сжался узлом.
– «А теперь представь», – Каргаш в предвкушении сбавил голос, – «что станет после смерти с телом человека, у которого обнаружится бесовской глаз. Смотри-ка. Они готовы разорвать этого бедолагу в клочья – а ведь его всего-навсего слегка перекосило после смерти».
Грачонок заставила себя опустить руку, тянущуюся к глазной повязке.
– «Железное копьё в сердце – меньшее, чего тебе стоит ожидать. О нет, такого будет явно недостаточно».
– Упокой, Податель, душу усопшего, – голос подал настоятель Савва.
Все умолкли, наступила тишина. Стало слышно, как ветер бьёт по крыше избы.
– Как имя будет? – спросил настоятель голосом мягким и мелодичным.
– Ч-что?.. – полнотелый монах растерянно согнулся, будто не расслышав вопроса.
– Имя, – терпеливо повторил настоятель.
– Илюшкой звали, досточтимый отец, – выкрикнул кто-то из собравшихся. – Илюшка Микитин.
Настоятель Савва кивнул.
– Податель, отец милости и щедрот. Услышь звон цепей наших, за упокой души раба твоего Илюшки. Без покаяния внезапно скончавшегося…
Закончив молитву, старец вдруг стал оседать на землю. Полнотелый монах бросился было настоятелю на помощь, испугавшись, что старцу в силу возраста стало невмоготу стоять на ногах. Но настоятель отринул помощь. На глазах у собравшихся, старец взял горсть земли, поднялся, с трудом опираясь на трость.
– Мне ли не знать, что среди даже самых ярых приверженцев Благой Веры и по сей день существуют расхожие представления о погребальных обрядах, – встав вровень с носилками, старец положил на грудь покойника горсть земли. – Но этот мир не обязательно должен быть уродлив. Есть способы иные. Чем плохо доброе пожелание напоследок? Чем уступит оно искусству уродовать тело?
Старец коснулся ног покойного.
– Да будет тебе земля лёгкой, что ком на твоей груди. И да не станешь ты бесцельно блуждать во смерти…
– «Ты погляди-ка», – Каргаш усмехнулся. – «Кажется кто-то места себе не находит».
Грачонок обвела взглядом чернецов и крестьян, стоявших возле настоятеля. Все, казалось, внимательно слушали старца. За исключением кучерявого середовича по имени Зот, рьяно выступающего за искалечивание покойника.
– «Боится», – не тая весёлости зашипел Каргаш. – «Боится так, что аж поджилки трясутся».
Бес оказался прав. Зот вёл себя необычно. Взгляд его на застывшем бледном как пепел лице был поддёрнут кровью. Косматая борода дрожала. Грачонку казалось, что середович способен был ринуться на чернецов с кулачьями, отбросить настоятеля в сторону.
