Заимствует поведение и наружность. Взаимодействует с нитями, но подчинять их по ту сторону Покрова не способен…
– «Я тебе не жук для изучения, хер ты ослиный», – ерепенится Каргаш. – «Ещё хоть слово в мою сторону, и я затолкаю твои гнилые зубы тебе в глотку».
Виктор натужно вздыхает. Потирает пальцы друг об друга. Затем обращается к старику, пытаясь звучать сдержанно.
– Так значит, ты духовидец и способен на кудовство. И при этом не вырь. Как такое возможно?
– Верно. Я не ведал смерти, но служу орудием Матери Ткачихе, – Сурай не сводит внимательного взгляда с беса. – А вот она ведает.
Виктор с непониманием качает головой.
– Она?..
– Моя внучка. Вырица. Как ты.
Инесь притопывает ногой, умолкает, ярясь на старика. Но всё ещё стоит рядом, слушая разговор. Не собирается уходить. Скорее ждёт, что уйдёт Виктор.
Виктор снова косится на девушку с мрачным подозрением. Быстро оглядывает с ног до головы, распаляя тем самым её лютое недовольство.
Инесь носит рубашку, расцвеченную черным с синим, поддёрнутую у пояса. Ноги обёрнуты белыми и чёрными онучами. На медных пуговицах и снизках бус, подвешенных к шерстяному поясу, играют тусклые лучи солнца, просвечивающие сквозь оконца.
Застёжка в виде змеиной головки закалывает ворот рубахи. Из-под ворота, теперь вблизи Виктор видит это наверняка, виднеется чёрный узор, вшитый под кожу.
В точности такой же узор, как у него самого в области живота. И Каргаш – часть этого узора. Точнее его составляющая.
Шов Явиди.
– «Ей перерезали глотку», – догадывается Каргаш с гнусным довольством.
– И с кем тебя сшили? – спрашивает у девушки Виктор, тщась заглушить замечание беса.
Инесь с деланым удивлением вскидывает брови.
– Мы с тобой даже не знакомы, а ты смеешь задавать мне такие вопросы?
Она продолжает смотреть на него, как на коровий навоз.
Каргаш, ползающий по потолку, гнусно смеётся:
– «Колючая, как шиповник! Не гляди на неё подолгу, не то зенки поцарапаются!»
– «А ты заткнись», – велит бесу Инесь. – «Иначе просуну тебя в веретенице и заставляю крутиться до заговенья».
– «Ну попробуй!» – смеётся бес. – «Попробуй!»
– Видишь, старый? – Инесь указывает пальцем на потолок. – Они ходят так уже больше пяти лет и до сих пор не могут срастись! И никто не может взять над другим верх. И при этом тело их ещё живо. Так быть не должно. Он принесёт нам беду, помяни моё слово!
– Ну а ты сама? – теряя терпение, спрашивает у неё Виктор. – Сколько тебе потребовалось времени, чтобы «срастись» или как ты там выразилась?
Инесь не отвечает, даже не смотрит в его сторону, будто Виктор, а не бес над ним, – пустое место. Но стоит Виктору отвернуться, как он снова начинает чувствовать на себе её въедливый взгляд – от него внутри разливается терпкая горечь.
– Меньше года, – отвечает Сурай заместо внучки, наконец отвлекаясь от разглядывания беса и беря со стола кувшин с хлебным квасом. – Что вовсе не странно, если знать, что душа Инесь была сшита в детстве с душой сестры. В вашем же случае всё куда сложней. Двое взрослых мужчин, каждый со своей судьбой за плечами. Ты ведь был мужчиной, Каргаш?
– «Зря надеешься, что я ничего тебе не сделаю», – отзывается с потолка бес.
– Каргаш, – пропуская его угрозу мимо ушей, вторит старик. – Если твоё имя настоящее, смею предположить, ты был из нашего народа. Из народа вайга. Тебе известны земли близ Каменного пояса?
– «Мне известно, где окажется твоя оторванная голова, когда я спущусь, старая ты образина».
