Ирис не успела придумать объяснение таким резким перепадам настроения Мярра, как ее снова ослепили яркие лучи света. Теперь это были огромные языки пламени, охватившие все пространство гнезда, взмывавшие вверх, целясь и поражая острые иглы. Дюжина драконов поднялась в воздух и направилась прямо к источнику искореженной энергии, однако невидимый прозрачный барьер оттолкнул их назад.
Девушка сильнее вцепилась в Мярра, опасаясь, что ненароком ее могут поранить острым шипом или просто разрубить хвостом. Теперь ей не хотелось сбежать – в ней проснулась любопытство, присущее любому живому существу, когда оно едва начинает постигать мир, а стремление к знанию пересиливает животный страх неминуемой расплаты. Она вновь была маленькой девочкой, для которой даже смертельно опасные или до тошноты отвратительные явления становились лишь объектами наблюдения, частичкой будущей, совсем далекой, взрослой жизни.
Волшебница подмечала каждый жест Лелайкиса, командовавшего этим жутким действом. Порой в голове вспыхивали отдельные фразы его четких приказов.
Пламя кружило в воздухе, разгораясь с каждой секундой все сильнее, но жар совсем не ощущался. Каждая искривленная линия вспыхивала и исчезала, догорая дотла, как обычная спичка. Лелайкис выгнулся горбылем, воскресив в памяти знаменитого Предка, пусть поверженного, но и своим трупом внушающего такой ужас, что немедля было отдано приказание освежевать его до костей, обратив в самый главный и таинственный трофей островов.
Движения верховного дракона повторяли изображения, выложенные мозаиками на стенах самых старых зданий Ферла. Сколько раз она их видела: поблекшие и даже кое-где отколовшиеся, но, оказывается, они в точности следовали за прообразом. А глаза, сложенные из множества мелких камушков, драгоценных и простой гальки, передавали малейшую перемену в настроении и нарастающую ярость древнего существа.
Повелитель драконов бросил на своих подданных странный взгляд, на миг показавшийся скорее жалким, чем усмиряющим. Мярр, напротив, вытянулся и чуть не загородил крыльями обзор. Пещеру заволокло черным дымом, точно благовония, которыми лекари щедро окуривают больных перед болезненными процедурами, а потом разрезают или вправляют конечности.
Глаза девушки заслезились, и картинка вновь стала смазанной, будто смотришь на разворачивающиеся события сквозь запотевшее стекло. Не имея возможности что-то рассмотреть, волшебница, хотела уже тихонечко сползти со спины дракона. В нос ей ударил запах, похожий на тот, что доносится со сковороды, щедро наполненной поджаривающимися мясом и яйцами.
– Мярр, они, похоже, что происхо… – в панике Ирис соскочила на землю. Слова, обращенные к неподвижному Мярру, повисли в воздухе.
Незаметно привыкнув к дыму, Ирис различала скованные движения рептилий, вставших на задние лапы и расположившихся вокруг гнезда маленькими группами, возвышающегося над ними в полете Лелайкиса, а еще блики кроваво-алого огня, направленные… прямо в гнездо.
«Наверное, это способ прекратить потоки энергии. Не могут же они…» – обессилев, девушка прислонилась спиной к теплой стене. Не понимая, как на все это реагировать, волшебница попыталась предположить, что произойдет дальше, но все мысли сводились к одному: драконы не пощадили собственное гнездо – после такого огня от него и пепла не останется. Это одна из трех самых священных вещей для них, наряду с памятью о Предке и хуррором, которым они, не раздумывая, пожертвовали.
