Я всхлипываю и, растянувшись на спине, гляжу в темный потолок. Шок притупляется, отпускает, уходит... Только разбитые колени саднят, да сердце трепещет, как яркий цветок на ветру.
Теперь я знаю, почему Свят такой. Все верно — он глубоко несчастный и одинокий, но чистый.
Его огонь, бушующий за ледяными стенами, сожжет любого, кто рискнет подобраться слишком близко. Он уже опалил меня.
Так... могу ли я надеяться на продолжение? Может, он станет для меня той самой спасительной бабочкой и выведет за собой туда, где мне наконец будет хорошо?
Руки, ноги и низ живота наливаются свинцом.
Мне все же нужно выиграть спор.
Но не ради победы над Кэт, а ради ночи с ним...
Мама стучится и приглашает меня к столу, и я выныриваю из хаоса в простой, привычный полусонный мир.
Стягиваю безвременно погибшие колготки и крутое винтажное платье, тону в безразмерной, обалденно пахнущей футболке Славика и спешу на зов — из столовой доносятся невероятные ароматы, и рот наполняется слюной.
Стоя у духового шкафа, мама буравит меня усталым напряженным взглядом, и я, вскинув руки, падаю в плетеное кресло:
— Правда все нормально, ма. Никаких приступов, и он меня не обижал. Мы просто гуляли по заброшенным дачам.
— По заброшенным дачам? — изумленно пищит мама, ее брови взлетают вверх, а глаза транслируют ужас. Кажется, я снова сделала что-то не то...
— Регина, ты не знаешь этого мальчика достаточно хорошо, — увещевает мама. — Ты не знаешь, что у него на уме. А если, не дай бог, что-то случится, где нам искать тебя? На заброшенных дачах?
Скорбно киваю, но не чувствую за собой вины.
Потому что я знаю его.
Знаю, поэтому и доверяю.
У Свята красивая душа — как у мамы и Андрея. И мой сводный брат, вероятно, тоже чист душой.
История Свята даже немного перекликается с историей Славы, но есть одно большое но — в отличие от него, мой неведомый сводный брат несправедлив к отцу.
Маме всегда приходилось со мной нелегко, но Андрей, навещая нас в нищете оклеенной театральными афишами комнаты, выслушивал меня и искренне вникал в проблемы, а его напутствия всегда достигали моих неправильных мозгов. Отчим, единственный во всем мире, помогал мне и маме, с его помощью я смогла попасть к крутым специалистам-мозгоправам, каких не было в нашем городке. И предстоящая вторая ступень реабилитации тоже стала возможной.
Он как никто беспокоится и о сыне — по сей день часто звонит бывшей жене и самому Славе, но они не отвечают или бросают трубку.
Тогда Андрей становится бледным, молчаливым и задумчивым, и оттаивает только в присутствии мамы.
Мне обидно за Андрея. И очень хочется вразумить сводного брата.
Божественные запахи еды лишают остатков разума, но я креплюсь — залезаю на подоконник и, прислонившись спиной к черному зеркалу стекла, наблюдаю за мамой — вооружившись прихватками, она вынимает из пышущего жаром ада духовки запеченную форель, фыркает и чертыхается.
Миниатюрная, светловолосая, улыбчивая и скромная... Интересно, а какая мама у Славы?
— Ма, Андрей решил расстаться с женой из-за тебя? — брякаю я, но мама спокойно разворачивает фольгу, отделяет лопаткой добротный кусок и аккуратно перекладывает в тарелку.
— Что ты. Это случилось задолго до нашего знакомства. В этом нет ничего удивительного, Регина. Люди меняются, перестают видеть и чувствовать друг друга... Они продолжали жить под одной крышей, но, когда Андрей нашел квартиру и выплатил отступные, Аля ушла. Ну а Слава... Слава — совершеннолетний, физически развитый парень. Он сам принимает решения, и Андрей, к сожалению, не вправе привести его силой...
