Когда я подошёл к нему, он сунул правую руку в карман пальто, нащупывая там, я знал, либо нож-бабочку, либо автоматический пистолет двадцать пятого калибра.
– Я бы не стал, сынок: пущу пулю между глаз.
Он знал, что я не блефую. Он просто вскинул руки и сказал:
– Всё, Бэтмен, ты меня поймал.
Я надел на него наручники и обыскал. Изъял автоматический пистолет двадцать пятого калибра и восемьсот полных ампул с красными колпачками.
Арестовал я его за несколько лет до моего заключения. Сезар отказался идти в суд. Его приговорили к пяти годам заключения. Этот арест был у него вторым за тяжкое преступление.
Я лежал на койке, обдумывая план на случай, если видел действительно Сезара. Мне ничего не оставалось, кроме как атаковать его на обеде. Моё сердце колотилось, и я очень нервничал из-за перспективы получить удар заточкой или шрам на всё лицо. Осуждённым на длительное заключение нечего терять, они бы без проблем сделали и то, и другое. Их репутация в тюремном мире только возрастёт, окажись я со шрамом. Кроме того, это бы послужило мне предупреждением и показало, кто главный в тюрьме. На свободе мне давали преимущество жетон и табельное оружие, а ещё членство в крупнейшей «банде» Нью-Йорка из двадцати восьми тысяч мужчин и женщин в полицейской форме.
Меня выпустили из камеры, чтобы я помог подготовить столы к обеду. Я подошёл к стеклянной будке и сказал офицеру Галлену:
– Сэр, вполне возможно, что новый заключённый – парень, которого я арестовал пару лет назад.
– И что ты хочешь, Пит?
– Можете назвать его имя?
– Нет, не могу, Пит. Помни, что ты здесь под защитным надзором.
– Хорошо, но, если это он, мне придётся сделать кое-что, иначе у меня здесь будут проблемы.
– Слушай, пока просто не теряй самообладания. Я сообщу обо всём Торресу.
В пять часов вечера Торрес открыл камеры и прокричал:
– Время обеда. Собирайтесь, пора есть.
Я наблюдал за новеньким. Он вышел из камеры и начал спускаться по лестнице на первый этаж. Я его хорошо видел и начал было сжимать правый кулак, готовясь нанести удар в любую секунду. Но, к моему облегчению, парень только походил на Иларио, это был не он. Слава Тебе, Господи, за малые чудеса Твои! Новенький был мелким преступником, совершившим кражу со взломом. И, к моему удивлению, неплохим парнем. Чёрт, сколько бы было проблем, если бы это действительно оказался Сезар Иларио.
Перейти из полицейского в заключённого было для меня чрезвычайно мучительно. Морально – полнейший надлом. Физически я был в порядке. Самым сложным было сохранять разум чистым, а сердце и душу – сильными. Помню, как первые пару месяцев лежал на стальной койке. Сперва глядел в потолок, а затем переводил взгляд на дверь, на дверную ручку. Я представлял, как оборачиваю простыню вокруг шеи, завязывая узел потуже, чтобы как можно сильнее перекрыть кровоток к мозгу, затем привязываю другой конец простыни к дверной ручке и медленно соскальзываю на пол, чтобы повеситься. Несколько месяцев я хотел положить конец боли и позору, которые навлёк на семью. Каждую ночь я думал об этом, но всегда переключался на мысли об отце. Когда мне было одиннадцать месяцев, он покончил с собой. Мама решила, что защитит моего брата, сестру и меня от ужасной правды о нашем отце. Насколько понимаю, вся моя семья поклялась хранить обстоятельства его смерти в секрете, и всё ради того, чтобы защитить нас.
