Безмозглые, беззаконные твари.
Бедняга Сенсей попятился, обошел тело и через калитку в решетке устремился во внутренний двор, принялся что-то там вынюхивать. А Феличе продолжила осмотр.
Тело Миши Шпильмана лежало в луже кислоты пополам с хлоркой. Наверняка сначала напугали до полусмерти, потом сожги лицо, чтобы сожрать как можно больше боли, и только потом проломили голову.
Как удачно, что рядом нет людей. Эмоции были бы очень некстати. Эмоции мешают здраво мыслить. А поразмыслить было над чем: мусорщики нарушили неписанный закон «не трогать детей». Причем нарушили нагло и демонстративно, всего за месяц до того, как Миша Шпильман попал под защиту Конвенции.
Сами бы они не решились, трусливые твари. Значит, в Питере кто-то играет в свои мутные игры.
Кто?
Что за игры?
Придется найти тех, кто устроил безобразие, и все выяснить. И максимально обезопасить детей.
Сенсей вернулся через несколько минут, злой и чихающий.
— Из двор-ра есть выход. Р-решетка с калиткой. Все затоптано. Напр-рочь.
— То есть ты их найти не сможешь. — Она не спрашивала, она констатировала факт. И этот факт ложился только в одну версию: тот, кто затеял игру, знал про Сенсея, но не учел вмешательства Феличе. Он нее мусорщикам не спрятаться. — Идем. Сдадим бомжей полиции.
Запах агрессии и убийства привел их в облюбованный бомжами подвал неподалеку. На двери подвала висел фальшивый замок — дужку подпилили, и навешивали так, что выглядел замок целым и надежным.
Убийц было четверо. Трое живых и один мертвый: умер буквально только что, в подвале воняло мучительной смертью.
Труп валялся под трубами в луже испражнений и рвоты.
Остальные, не обращая на него внимания, вяло отбирали друг у друга бутылку отравленной водки, пихаясь и бессмысленно бормоча. Им мешало убить друг друга только отсутствие сил и оружия, но никак не разум.
Сенсей тихонько завыл и попятился обратно к двери.
— Иди, подыши. Я сама разберусь, — велела ему Феличе.
Все равно от волка толку не будет, люди и без того ничего не соображают. Мусорщики выжгли им остатки отравленных алкоголем мозгов.
— Стоять, — скомандовала Феличе, забирая всю агрессивную муть и спуская в крыс, подбирающихся к теплому телу.
Крысы запищали и принялись драться.
А бомжи замерли и растерянно захлопали глазами. Тот, который держал ополовиненную бутылку, разжал руку, и бутылка упала. По счастью, не разбилась — на полу валялось довольно картонок, обрывков теплоизоляции и прочего мусора.
— Подними. Иди к двери.
Спотыкаясь и вихляясь, как марионетки, бомжи выбрались из подвала. Феличе вышла следом и кивнула Сенсею.
— Паси!
— Нашла пастушью овчар-р-р-р-рку, — оскалился волк.
Но погнал бомжей в подворотню, оставив в покое в пяти шагах от тела: подойти ближе ему мешали хлорка с табаком. Да и не надо ближе.
Феличе посмотрела на того, кто держал бутылку.
— Расскажи, кто тебе дал водку.
Бомж несколько мгновений бестолково пялился, потом бессвязно забормотал что-то о доброй бабе, которая не велела о ней рассказывать и обещала завтра дать еще, если они никуда не уйдут из подвала.
Описать добрую бабу он не смог. Только что лысая, синяя и в черной куртке.
— Медленно досчитай до ста, потом наклонись и подними брелок.
Бомж закрыл глаза и послушно зашевелил губами, Феличе кивнула Сенсею и вышла из подворотни.
— Пора вызывать полицию.
Следующие несколько часов Феличе с Сенсеем провели в участке. Там отвратительно пахло скукой, страхом и злостью, было серо и убого. Бюрократическая махина шевелилась едва-едва, так что пришлось снова брать дело в свои руки: влить в дознавателя немножко вдохновения, чувства давно и прочно им позабытого, и очистить оперативников от похмелья, усталости, гнета бытовых проблем и прочих наслоений, под которыми желание работать потерялось полностью.
