Он встал и прошелся по палате, остановившись у окна. Высокий, грузноватый, умный Санькин муж и мой друг. Хороший мужик, надежный. Я знала, что он сейчас видит за стеклом – тяжелое небо, свинцового цвета вода в заливе, скалистые темно-серые сопки и внизу, немного сбоку – черточки пирсов. А к ним пришвартованы корабли, суда обеспечения и длинные, пузатые, тоже серо-стальные лодки. Это красиво всегда, в любую погоду.
А вот о чем он думал, стало ясно через минуту - Пашка оживленно обернулся ко мне:
- Грибов в этом году – море. Морозилка забита, банки везде… Санька будто с ума сошла.
- Я не сильно люблю их, ты знаешь.
- Просто не умеешь готовить.
- Как скажешь, - хмыкнула я. Понятно же - отвекает посторонними разговорами.
- Снотворное, наверное, уже отменю… ты как?
- А я знаю? Не надо? Дай мне нормально спать, – трусливо представила я мысли и образы, которые будут маячить в мозгу, мучая всю ночь.
- Подсядешь еще… ладно, отдыхай. Так пацаны уже знают, говоришь?
- Я не хотела. Сережка сам… по голосу понял, что что-то не так - очень плохо. Он хорошо знает меня, чувствует. Я все сказала, как есть. Отец пусть сам озвучивает свою версию. Мальчики уже взрослые, от нашего люблю-не люблю больше не зависят.
- Вы – семья, здесь их дом. Лишаешь пацанов родного дома.
- Я лишаю?!
Паша с досадой отмахнулся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь, а я закрыла глаза, прислушиваясь к себе. На слезы не тянуло, воевать тоже. Скандалить, мстить - нет. Хотелось тишины вместе с разумным покоем - как в госпитале, но только подальше от него. А если это еще и то, что доктор прописал…
Что бы ни говорил Пашка, а собственное заторможенное состояние ощущалось странно. И тут одно из двух: либо нервы у меня - стальные канаты, а это не так, взрывной характер – беда моя. Либо что-то эдакое все же содержится в составе капельниц. В любом случае, препараты только сглаживают эмоции, тормозят их, но способность разумно мыслить не отключают.
Поэтому врать самой себе об абсолютном личном спокойствии не было смысла. Стоило только задуматься, и становилось тошно от какой-то пошло-тоскливой обыденности того, что случилось. Гадко, противно, стыдно! И почти до невыносимости обидно попасть в незавидную когорту надоевших жен. Пополнить собой ряды истерзанных ревностью, болью и непониманием баб. Я так точно в ауте. В полнейшем офигении.
Почему каждая из нас до последнего истово верит, что мимо нее-то уж точно пронесет? Никаких же гарантий!
А мальчики меня поймут. И дом у них будет. Где мамка – там, по определению, и дом. И куда приехать будет, и с внуками в будущем помогу. Теперь все – только для них. Ничего-ничего, как-нибудь… потихонечку.
4. Глава 3
Через несколько дней погода выправилась, даже пару раз казалось, что вот-вот блеснет солнце, но не случилось. И все равно стало как-то легче – непогода дополнительно давила на психику.
В день выписки Паша лично занес мне выписной. Положил на тумбочку, прошел к окну и махнул оттуда рукой:
- Сюда подойди, хочу при дневном свете... погано, Зойка… - подвел он итог после осмотра, - желтая с прозеленью и скупо синевой разбавлено…
- Спасибо, Пашка… ты дурак? Это что было? – вытянулось у меня лицо.
- Кожные покровы… А что ты так? Красоткой никогда не была. Ты с других козырей… - хмыкнул он и сразу посерьезнел: - Я звонил этому Токареву, он ждет тебя. И буду говорить с ним еще. Тебе бы взять там путевку, сейчас речь не о профилактике – нужно закончить лечение.
