– Я убеждаюсь, что совсем не знаю тебя. А раньше казалось… Но тогда ты чаще бывала у нас.
– Тамара Сергеевна меня невзлюбила. Или всегда ненавидела, только прятала это. Посчитала, что я плохо влияю на Алинку. Если честно, мое одиночество началось как раз в то время, когда я перестала бывать у вас.
– Я об этом ничего не знаю.
– Да ладно. Как это? Тамара Сергеевна не раз говорила вам, что я плохо влияю на Алинку.
– Странно, что это никак не отразилось на отношениях Тамары и твоей мамы.
– Еще как отразилось. Мама тоже перестала бывать у вас. Но потом подруги помирились, а я осталась за бортом.
– Как это неприятно. А что же Алина? Я что-то не замечал, чтобы она так уж слушалась мамочку.
– Тамара Сергеевна сказала Алинке, будто я на вас не так смотрю. (После паузы) Боже, что я несу? На самом деле, я перестала бывать у вас, потому что не могла видеть… Нет, не могу. Пока не могу. Но я обязательно скажу, потому что сейчас это нужно уже не мне, а вам… А почему вы не спрашиваете, не нахожу ли я в своем одиночестве какого-то позитива?
– Действительно, хороший вопрос.
– Я стала записывать свои переживания, мысли, какие-то диалоги. Конечно, это все надо привести в порядок, придать какую-то форму. Может быть, я решусь показать вам, а вы что-то посоветуете.
– Среди литераторов распространено мнение, что произведение о любви должно быть написано именно неумело. С непосредственностью, – сказал Ильин.
– Правильно. Любовь нерассказуема. Так, кажется, Зинаида Гиппиус писала. Стоп! Андрей Викторович, разве я сказала, что мои записи о любви? Они скорее о нелюбви. Интересно, как вы объясните свою оговорку?
– Действительно… – обронил Ильин.
– В кусты, Андрей Викторович?
– Не совсем. Беру тайм-аут на экспресс-самоанализ.
– Это меня бодрит. И почему мнение литераторов, по вашему мнению, странное? Непосредственность как раз привлекает. И лучше убеждает, что написанное – правда, а не вымысел.
– Лидочка, ты рассуждаешь, как очень взрослая, и даже более того.
– Не отвлекайтесь от вашего самоанализа, Андрей Викторович, – призвала Лида. – Или вы уже? Тогда я вся внимание.
– Ну что сказать. Видимо, некоторая любовная грусть…
– …или даже тоска по любви, – добавила Лида.
– Хорошо, назовем это тоской… все еще остается на периферии моего сознания и чувственной сферы.
– Вот почему я не могу прочитать ни одной книги по психологии. К чему эта абракадабра? Неужели нельзя о сложном писать и говорить просто? Я бы на вашем месте сказала примерно так. Я, Андрей Викторович Ильин, давно уже забыл, что такое влюбленность. Поэтому даже пугаюсь, когда испытываю что-то подобное. Даже если моя влюбленность чисто платоническая.
– Лида, ты выздоравливаешь на глазах.
– Так вы специально мне поддаетесь?
– У тебя сильная энергетика.
– А вы знаете, что в энергетику влюбляются? Те, кому своей не хватает. Но вам это не грозит. Хотя знаете, чем сильнее энергетика, тем сильнее спады, приступы депрессии. Я иногда лежу полдня без сил.
– Холерический темперамент.
– Разве холерик испытывает такие приступы?
– Ты можешь быть смешанным типом.
– Вот это точно. Гремучая смесь чего-то с чем-то. Мама говорит, что у меня на дню два-три характера.
– С годами это пройдет. Останется один.
– Ага, самый худший. Если сохранится дефицит любви.
Ильин вдруг заговорил, будто на лекции:
– Да, мы привыкли жить плохо, но никак не привыкнем, что при этом нужно еще научиться любить друг друга. Это вообще не входит в программу жизни. В ее первой половине нас захлестывает желание, чтобы любили нас. А потом, когда это не получается, мы перестаем любить что бы то ни было и кого бы то ни было. Любовь как чувство перестает функционировать. Единственное исключение – любовь к домашним животным. Там – полная гарантия взаимности.
