Но прошло время, постепенно исчезли новизна, острота ощущений, а вместе с ними – и нумерология, и календари с формулами, ставшие теперь ненужными и неинтересными, чересчур громоздкими для типовых отсеков памяти. Взамен появилась хандра, чувство скучливой безысходности, какое, наверно, испытывает акробат, в течение многих лет, день за днем, выполняющий один и тот же трюк. Все, что на старте казалось невероятным, увлекательным и неповторимым, превратилось в рутину, банальное исполнение служебных обязанностей. И все. Никакой фантастики, обычный, растянувшийся на годы, эксперимент.
И все равно, отчего ему так неуютно? Даже тревожно. И номер игры зачем-то понадобился. Память никогда ничего просто так не подбрасывает, уж он-то это знает определенно. Ну, и ладно! Будет, над чем подумать. После игры.
Ленский стоял перед зеркалом, примеряя маску. А масок, сколько у него было? Эта вот – которая по счету? Их же меняли от игры к игре?
Тут он мысленно закатил себе оплеуху. Да что с тобой такое сегодня? Соберись, в конце концов! Впереди – заурядная, проходная игра с каким-то очередным гением от карт, которому стало тесно у себя в Урюпинске, и которого тамошние авторитеты делегировали на игру в Москву. Игру с самим «маэстро», с которым уже сидеть за одним столом – большая честь, так что, почет и уважение тебе обеспечены a priori, и нет никаких поводов для волнения и беспокойства.
Это просто погода. Уходит зима, еще недавно большая и сильная, а теперь мокрая, растерянная, жалкая, завывающая по ночам в колодцах дворов последними ветрами, гоняющая куцые облака в черном мартовском небе. Да-да, такая ипохондрия всегда случается у него в это время года, приходит неожиданно и незаметно, тогда, когда он уже перестает ее ждать. Словно неизвестный вирус проникает она в организм, и в один прекрасный день тихо, но настойчиво заявляет о себе. И все. Он завоеван. Завоеван, захвачен, порабощен без шума, без единого выстрела, словно корабль, нечаянно зашедший в чужие территориальные воды.
И исчезает ипохондрия так же внезапно. Однажды утром Ленский вдруг понимает, что ее нет, что он снова свободен, и забывает о ней сразу же, без грусти и сожалений. Она остается за границей марта, за его проклятыми туманами, слякотью, тяжелыми ветрами, и календарные даты, словно пограничные столбы, надежно защищают его, отпугивая призрак уныния до следующей весны.
Пройдет это и сейчас. Должно пройти.
Еще раз проверив на лице маску и поправив галстук, что-то мурлыча себе под нос для поправки так не вовремя упавшего настроения, Ленский вошел в игровую комнату.
Здесь тоже все было знакомо ему. Стол на возвышении, отблески каминного огня на спинках стульев, конус света от лампы. Все просто и функционально, все продумано до мелочей, и даже самый придирчивый знаток не найдет ни малейшего повода для придирки или беспокойства.
Эта комната объявлена устроителями местом встречи истинных ценителей игры. Тех, кто рассматривает ее, как чистейшую квинтэссенцию риска и азарта, как суммарный вектор хитросплетений судьбы, определяющий конечный результат партии. Здесь не обманывают людей с помощью хитроумных приспособлений, творений века технологических изысков, здесь не мошенничают, здесь уважают традиции.
В этом мог легко убедиться каждый заинтересованный, сантиметр, за сантиметром обследовав комнату и прилегающие к ней помещения. Такие проверки происходили неоднократно, прежде чем неизменность результата не заставила проигравших искать причину поражений в другом. Но это случилось потом, а когда-то, в самом начале, все новые и новые охотники обшаривали полы и стены в поисках, хотя бы, чего-нибудь подозрительного, рыскали зоркими взглядами в призрачной надежде отыскать, хоть, что-то, пригодное для оправдания.
