Эта картина преследует Женьку до сих пор, воображение нарисовало ему все это гораздо красочнее, чем рассказывали Гога и Холод, хотя, тогда, в корпусе, он и вида не подал, что даже слушает этих дураков. Впрочем, какая ему от этого польза? Именно из-за своей такой выдающейся фантазии он не может сейчас спуститься на пляж.
Пот струйками стекал по спине. В конце концов, мужчина он или нет?!
Женька сжал зубы и постепенно, шаг за шагом, прошел метров десять вглубь. Солнце почти спряталось за листву, все вокруг стало серым, неярким, холодным. Узенькая тропинка терялась под ногами, и, подняв руки, чтобы сделаться тоньше, весь превратившись в сверхчувствительный сенсор, он стал пробираться дальше. Очень хотелось закрыть глаза, но страх оступиться и задеть какую-нибудь ветку, ставшую пристанищем мерзкого тела, был сильнее. Наконец, его руки коснулись последних ивовых листьев, в лицо брызнул солнечный свет. Победа…
Заметив его, вчерашние приятели что-то кричат, но ветер уносит их слова. А может, сон снова щадит его перед другим, на этот раз по-настоящему смертельным, испытанием?
Женька сбрасывает одежду и не спеша, притворяясь, что ему это не сильно нужно, заходит в воду. Она здесь прозрачная, кристально чистая, со стаями мальков вдоль берега, и темнеющая зеленью дальше, на глубине.
Он заплывает на середину, подальше от всех, ложится на спину. Очень удобно, если устанешь, можно лежать без движения, хоть, час, хоть, два. Но он не устал, просто хочется побыть в одиночестве, а на берегу ему расслабиться, конечно, не дадут.
А здесь хорошо. Над ним проплывают низкие пушистые облака, четкий, обманчиво близкий диск Солнца, словно необъятная бездна, небо колышется прозрачной синевой, пряча обиды и страх, притупляя боль и разочарования.
Впрочем, синева все больше и больше наливалась сумрачными тонами, и Женька приподнял голову над водой, осмотрелся. Только сейчас он обратил внимание, что куда-то пропали юркие, вездесущие ласточки, а «небесные странники» стали гуще и плотнее.
Он вышел на берег, сел на полотенце. Стало ощутимо прохладнее, пляж уже не жег пятки, как обычно в это время дня.
Зачерпывая песок, глядя, как его тонкая струйка, выпущенная из ладони, уносится ветром, он думал о том, что и люди – такие же песчинки, и все в их жизни зависит лишь от того, в какую сторону повернет ветер.
С дальней части пляжа до его слуха донеслись возбужденные крики. Это Олег Львович выдернул из воды узкую, бьющуюся на солнце сильным, серебристым лезвием тела, рыбу. Везет! Женьке всегда нравилась рыбалка, но больше всего он мечтал ловить рыбу вот так, на спиннинг. Ни у кого никаких преференций, никаких козырей. Все – как в жизни, всем управляет судьба. Рыба – хищница, он – такой же охотник. На ее стороне – привычная среда обитания и скорость, на его – лишь блесна и крючок.
Это напоминало ему гладиаторские бои в Древнем Риме, где силы сражающихся уравнивались разницей в вооружении. Он даже читал об этом в «Спартаке». Вот бы и ему пару раз забросить спиннинг! Женька знал, если бы сейчас он подошел к Львовичу и попросил, тот не смог бы отказать, памятуя о вчерашнем. Но не способен был Женька на такую дерзость, кроме того, разве мог он теперь относиться к этому человеку, как прежде?
Песок с ладони начало срывать, и Женька оглянулся по сторонам, посмотрел на реку. Солнечные блики, несколько минут назад сонно и липко плещущиеся в ней, побледнели, холодно засеребрились. Облака налились свинцом, листва тревожно билась на ветру. День померк.
