И она была первая и единственная, кто нашел, что возразить незваной.
– Наследница! Пришла Наследница! – заорал кот Бегемот, страстно отираясь всем телом о ноги Акнир.
– Я Наследница моей матери! – с пафосом прорычала девчонка. – А они – слепые! Со слепой кровью! А вы – предательницы! – Она с омерзением лягнула воздух ногой в сторону белой кошки. – Вы предали мою мать!
У нее были необычные ботинки, – подбитые длинными ножами.
Их лезвия выступали из-под черных обрубленных носов, и ножи – Даша могла поклясться в этом! – были отточены, точно бритвы.
Эти ботинки пугали Дашу больше всего. Пугали непонятно и нелогично, поскольку сама малолетка, с изуродованным гримом лицом а-ля Мерлин Мэнсон, вызывала у Землепотрясной Даши исключительно презрение.
«Еще бы! – нервозно крякнула Чуб про себя. – Для того, чтобы забить такой обувкой насмерть, достаточно одного точного удара».
– А ну ноги прочь от наших кошек! – крикнула она на всякий случай.
– Не бойся, не трону, – сплюнула наследница. – Я чту закон! Хранительницы Башни – неприкосновенны. – В ее фразе послышалась злая ухмылка. – Я чту закон, – повторила она. – А вы – даже не слыхали о нем!
– Они спасли Город, – сказала Белладонна.
– Плевать! – взвилась Акнир. – Наследница – я! И есть законы. – Она подняла растопыренную ладонь, будто намеревалась поклясться на Библии. – Закон первый: Киевица должна передать власть по собственной воле! – загнула она большой палец с неаккуратно накрашенным черным ногтем. – Закон второй: Наследницей может стать лишь потомственная ведьма! – Безымянный палец прижался к ладони. – Закон третий: новую Киевицу должен утвердить Суд по обе стороны руки! – Ее мизинец лег рядом с безымянным, а указательный и средний раздвинулись в латинском «V» – символе победы и дьявольских рогов. – Вы нарушили все три! Все три правила! Суд никогда вас не утвердит.
– Какой еще суд? – осведомилась Катя.
– Между Небом и Землей!
– Боюсь, – Катерина адресовала Акнир подчеркнуто любезный взгляд, нимало не скрывая ни фальши своей любезности, ни радости победы, – этот Суд уже утвердил нас. На Купальском шабаше все признали нашу власть.
– Черта с два! – вскричала Наследница. – Вас признали два черта… Это была истерика! Эйфория! Все радовались, что спасли свою шкуру. На радостях они короновали бы даже пень. Но есть закон. И он для всех!
«Ты его закон, но есть законы и для тебя», – вспомнила Маша слова из книги Киевиц.
О чем предупреждала их Василиса, стало более-менее ясно.
– Ани… Прости, я не запомнила имя, – начала Ковалева.
– Акнир, – рыкнула Акнир.
– Акнир, мы тебя понимаем. Ты потеряла мать. – Маша встала. Ей показалось, говорить это сидя – невежливо.
– Что?!!!
Лицо дочери Кылыны вывернулось от ненависти и боли.
– Ты понимаешь меня? – прошипела она, захлебываясь злобой. – Понимаешь?! Вы убили ее! Вы – Трое! И теперь ты меня понимаешь?!!! Вы – люди. Слепцы! Вы – уже трупы! Вам не справиться со мной даже втроем!
Она задыхалась, не умея распределять свою злость по словам.
Она была слишком юной и слишком опасной – в том возрасте, когда святого нет, и ты сам даешь всему сущему новые имена, считая их единственно истинными.
И какие имена Акнир дала им Троим, гадать не приходилось:
– Убийцы! Самозванки! Человеческое быдло!
– Акнир, мы не убивали ее… – Маша отчаянно жалела эту кричащую девочку. – Мы защищали Город. Ты ж знаешь это? Правда, знаешь? Тебе все рассказали.
