Выстрел в Опере - страница 9
А Акнир, сделав замысловатый воздушный пируэт, упала на пол с бесславным и глупым грохотом.
Вскрикнув, Маша бросилась к ней.
Дочь Кылыны лежала, закатив полные жалобы глаза.
– Ой… – по-детски захныкала она.
– Корень! Дайте ей чертов корень! – запаниковал черный кот Бегемот и тремя длинными прыжками вынесся из комнаты в коридор.
Маша понеслась за котом. Даша – за Машей.
Кот уже поддел когтистой лапой дверь хозяйственного шкафа, где хранились бесчисленные банки и склянки, оставшиеся от безвременно погибшей Кылыны.
– Верхняя полка! – мяукнул Бегемот.
– Катя! Лестницу! – Даша понеслась в комнату.
Хмурясь на скулящую воительницу, Дображанская нехотя подхватила тяжелую спиралевидную лестницу, проживающую у книжных полок.
– Соплячка, – бросила она походя.
Даша ухватила груз справа. Передвигаясь семенящими шажками, Трое кое-как затащили деревянную махину в коридор, и минут семь-десять спустя, волнуясь и роняя случайные банки, Маша отыскала на верхней полке жестяную коробку с биркой «Корень чертов».
Но, когда троица вернулась в круглую комнату, пол был девственно пуст – ушибленная Акнир растворилась в пространстве. А там, где еще недавно стояла спиралевидная лестница, обнаружилась крайне нежданная вещь.
Книжный шкаф, оказавшийся на поверку замаскированной дверцей, был приоткрыт, и, заглянув в открывшийся тайник, Трое узрели обширный чулан.
– Тут целая комната! – удивленно ухнула Даша. – Эта малая пыталась у нас что-то спереть. Но не успела.
Землепотрясная подняла распластавшуюся на паркете тетрадь с нитяным «языком» закладки. К «языку» был привязан большой древний ключ.
– Дрянь малолетняя, – охарактеризовала исчезнувшую Катя, открывая шкаф-дверцу пошире.
Слева поместился обширный и разномастный гардероб.
Плотно спрессованная одежда, словно позаимствованная из костюмерной какого-то театра. Черная монашеская ряса в соседстве с манерно-лиловым боа. Золотокняжеское платье из тяжелой, подбитой мехом парчи и оборчатый, как кремовое пирожное, легкомысленно-розовый капот, прислонившийся к полосатому пиджаку Остапа Бендера. Вверху, на антресолях, громоздились пирамиды шляпных картонок.
Справа чулан исполосовали деревянные полки.
Одна из них была забита толстыми «кирпичами» денежных пачек – «кирпичная кладка» была неровной: кто-то впопыхах схватил несколько штук.
– Она украла у нас деньги. – Катя взяла в руки увесистый и длинный «кирпичик». – Но они старые. – С верхней купюры на Екатерину Михайловну взирала одутловатая персона Екатерины II. – Зачем они ей нужны?
– А тут какая-то математика дикая. – Даша листала поднятую с пола тетрадь. – Цифры. Формулы. Полная хрень.
– Нет! – громко сказала Маша. – Она у нас что-то украла! Что-то очень важное!
– С чего ты взяла? – Даша Чуб опустила тетрадку.
– Почему ты так думаешь? – Катя забыла про тезку-императрицу.
– Смотрите! – драматическим жестом Маша указала им на каминную полку.
– О боже! – трагически ойкнула Даша. – Опять! Только не это!
Глава вторая,
в которой объявляют войну
Брыксы – древний обряд исполнения мужем любых капризов и желаний жены в день Петровок… в этот день киевские ведьмы отправлялись на шабаш, а «простым смертным киевлянкам позволялось немного отвести душу на своих мужьях и побеситься».
Журналист С. Ярон утверждал, что видел в Киеве брыксы еще в 1880 году. «Процессия состояла в том, – писал он, – что молодуха сидела в санках, которые тянул ее муж, понуждаемый длинной веткой орешника. Отправлялись обычно к кабачку, но молодуха требовала водку себе и приказывала распить ее в том месте, где она пожелает».