Обменялись мнениями о выступлениях нового генерального секретаря ЦК, и пришли к выводу: переменам быть. Каким, правда, никто не представлял.
– Раз партия за это взялась, перемены будут обязательно, – гордо подвёл итог Агеев.
«Перемены-то возможно и будут, – думал Дрыгало, – только вот какие?» В жизни своей он помнил не одну перестройку, начинавшуюся сверху под звуки бравурных маршей и шелест знамён. И что от них осталось? Пшик. Один кукурузу на смех всему миру пытался выращивать на севере, а другой. Ну, этот ордена и медали коллекционировал, да взасос с соратниками целовался. Андропов что-то пытался сделать, да ушёл в мир теней. Кстати, он чем-то и запомнился, как руководитель государства. А о Черненко и сказать нечего, так, что-то аморфное.
– Давайте вернёмся к нашим насущным проблемам, – ввёл Бобров собравшихся в деловое русло, – и начнём свою перестройку. – Для начала, Сергей Максимович, прекратите порочную практику добывания ресурсов с применением спирта. Это действительно несерьёзно как-то.
– Но нас же с вами за невыполнение плана! – Дрыгало изобразил пальцами затягивание петли на шее. – Но раз вы так хотите, что же. Однако я должен сказать: в ближайшее время встанут на прикол три самолета.
– Не встанут. Останетесь после оперативки, обсудим этот вопрос отдельно.
Взгляд Боброва наткнулся на большую кипу документов, лежащих на краю стола. С ними предстояло хоть поверхностно, но ознакомиться. Иначе завтра их будет в два раза больше. Тогда и дня не хватит. Это как снежный ком. Настроение его сразу ухудшилось. И он не выдержал, что бывало с ним очень редко.
– Вот вы, Матвей Филиппович, – резко повернулся к Агееву, – часто прикрываетесь партийными лозунгами. Газеты читаешь – всё у нас хорошо, только успевай в ладоши хлопать. Вот она, – потряс газетой «Воздушный транспорт», – называет нас эталоном на транспорте. Эталоном! А мы ведь скорее анекдот на транспорте. Лётчики так и говорят. И они во многом правы. Вот, посмотрите, – кивнул на груду бумаг, – разве в этом наша работа? И так каждый день…
– Не мы в этом виноваты, – неожиданно подал голос начальник УВД. – Всё оттуда начинается, – ткнул он пальцем в потолок кабинета.
– Ага, а вы с них пример берёте, – неожиданно подал голос, доселе молчавший командир первого транспортного отряда Шахов. – Вот новое наставление по производству полётов пришло к нам в декабре прошлого года, а вы, как оно требует, новую инструкцию по производству полётов в районе нашего аэроузла до сих пор не можете подготовить. Так по старой и летаем. Почему лётная служба может перестроиться за два-три дня, а вам месяцы для этого нужно?
– Я, Шахов, в ваши лётные дела не суюсь, не лезьте и вы в мои, – грубо ответил шеф УВД – У нас своя специфика.
– В авиации нет дел ваших и наших. В ней все службы созданы для того, чтобы безаварийно самолёты летали. А вас лётчики стали называть не службой движения, а службой торможения.
– Правильно, Шахов, говоришь, – поддержал его начальник АТБ. – Я бы премии платил всем службам от налёта часов лётчиками. А сейчас что выходит? Летают самолёты или нет, все службы каким-то непостижимым образом выполняют свои планы. Даже когда не выполняет план ни один лётный отряд. И естественно не получает премий. А остальные службы получают. Чудеса! Выходит, всем даже лучше, когда самолёты не летают. Я правильно говорю?
– Когда ничего не летает, всем как-то спокойней, – скривился в усмешке начальник аэродромной службы. – Стопроцентная безопасность полётов.
