Утром ни свет, ни заря кто-то постучал в окно. Собака с диким лаем кинулась на подоконник.
– Хани, на место! Кто там?
Максим подошел к окошку.
– Это я, Максим Алексеевич! Шура! Отворите двери, я сейчас зайду.
Максим накинул рубашку, натянул штаны и пошёл в прихожую встречать раннего гостя. Катя проснулась от звенящего лая Хани и стала прислушиваться к шубуршанию и голосам в коридоре.
Ханька затихла, открылись двери, и вошла тётя Шура, следом за ней шёл Максим. Старушка с порога начала причитать:
– Ой! Девонька моя, да как же так-то?! А мы с Машей вчера сидим на лавочке вечером, тебя ждём, как договаривались, а тут дед подошёл и рассказал, что с тобой приключилось! Мы вчера хотели прийти к тебе, но дед разубедил, сказал, что ты без сознания лежишь, да и под присмотром врача.
Тут причитания резко сменились нравоучениями:
– Я тебе сколько раз говорила: не спеши! Ты же, как заведённая, всё быстрей, скорей, вот и добегалась! Как ты теперь ходить-то будешь?
Катя молча смотрела на тётю Шуру и с уголков её глаз по щекам капельками стекали слёзы. Спорить и доказывать что-то не было сил, всё тело её было в ссадинах и ушибах.
Тётя Шура притихла, а потом чуть ли ни шепотом, вытирая слёзы Кате, сказала:
– Не плачь, дочка, и прости меня. Просто привыкли мы к тебе, я потеряла своих деток, и ты теперь как родная стала, страшно мне, вот и ругаюсь.
Тут Максим решил разрядить обстановку:
– Вы не переживайте, у неё нет переломов, так что ходить она будет, и рыбу ловить, и ещё много чего, у неё порез глубокий был и вену слегка задело, но сухожилия в порядке, так что всё в норме. Единственное, что сейчас бы ей не помешало, это подкрепиться.
– Ой, батюшки! – тётя Шура подскочила, как ужаленная. – Я и забыла совсем, я же корзинку в прихожей оставила!
Старушка опрометью двинулась к двери, через минуту она уже стояла около стола, вынимая съестное из корзинки.
– Я утром хлеба напекла, вот и пришла пораньше, думала, пока горячий, надо отнести. А ещё кролика вчера потушила с луком, как ты любишь, Кать, и картошечку пожарила. Садитесь и вы, Максим Алексеевич, позавтракайте!
Тётя Шура взяла скамейку, поставила около кровати, отложила на тарелочку еды и подала Кате. Сама села рядом, чтобы поухаживать за больной.
Максим взял кусок хлеба и начал с отменным аппетитом кушать принесённую еду.
– Очень вам признателен, Александра Степановна, такой пищи как у вас, я уже много лет не ел. Настолько она вкусная, сытная, но, самое главное, натуральная. У меня такое ощущение, будто я в детство попал, моя бабушка так же готовила!
Тётя Шура залилась румянцем, как девочка, от таких комплиментов.
Катя поднялась повыше на подушки, взяла с тарелки кусочек хлеба и начала потихоньку кушать.
Проглотив пару кусочков кролика, Катя обратилась к старушке:
– Тёть Шур, поставь, пожалуйста, чайник! В горле всё саднит, а кролик – просто прелесть, и когда ты всё успеваешь, я удивляюсь?!
Позавтракав, все сидели с кружками в руках и пили ароматный чай с мёдом. Катину ногу положили на подушку поверх одеяла, чему она была безмерно рада, так как нога за ночь затекла, и шов на ней больно стягивал кожу.
– А как ваша рука, Максим Алексеевич? – вдруг спросила тётя Шура.
– Нормально, спасибо. Катерина перевязала правильно и вовремя. Грязь могла попасть, тогда бы заживала долго.
– Ну да, теперь у нас тут лазарет для раненых! – усмехнулась Катя.
