Читать онлайн Владимир Симонов - Взорванное небо. Серия книг «Неизведанная планета Человек»

Тяжёлые двери церкви со скрипом отворились, и в проёме неяркого утреннего света возникла фигура священника. Он перекрестился, склонив голову, потом с трудом прикрыл за собой дверь: «Не забыть бы смазать петли», – мысль была привычной. Однако как только отец Михаил, в миру Иван Денисов, переступал порог – сердце наполнялось благостью, и в следующее мгновение, направляясь к алтарю, он обычно не помнил ни о двери, ни о вчерашнем дне:

Отче Наш, который на небесах!

Мы дети Твои, и у Тебя наша отчизна.

Да святится Имя Твое.

Пусть пребудет в нас благословение к Твоей священной тайне.

Да придёт Царствие Твое, да будет Воля Твоя и на земле, как на небе.

Мы ждём, чтобы Ты воцарился во всём Своём Творении,

чтобы исполнился Твой замысел, и Ты один стал нашим Царём и Господом.

Хлеб наш насущный дай нам сегодня.

Поддержи нашу жизнь сейчас, ибо мы верим,

что о завтрашнем дне Ты позаботишься…

Слова молитвы магическим образом трансформировали окружающее, окрыляя священника. Иван Денисов испытывал подобное чувство каждое утро, не уставая вдохновляться собеседованием с Отцом Небесным.

В церкви царил полумрак: чуть слышно потрескивали свечи, где-то под полом шуршали мыши, но и тени, и звуки только дополняли тишину торжественностью реальности.

Уединение перед алтарём утверждало его сопричастность Вечности. И Иисус с распятия, и апостолы, и Мария смотрели на него с икон с надеждой и тревогой, вопрошая и требуя. Иван Денисов разговаривал с ними, получал ответы, но вопросы не касались житейских проблем – священник стеснялся спрашивать о личном. И как не хотелось сегодня поинтересоваться судьбой будущего первенца, которого они вместе с матушкой Прасковьей ждали совсем скоро, он не стал испытывать судьбу: «Бог Знает! И всё по Воле Его! Да святится Имя Твое».

Небольшая комнатка за алтарём служила отцу Михаилу одновременно и складом и конторой. Он достал книгу учёта и записал ровным красивым почерком: «Василий Требух: пять яиц, горшок молока, полпуда гречки». Чуть помедлив, любуясь работой, он поставил число, месяц и расписался. Зафиксировав вечерний взнос односельчанина, Иван Денисов вытер рукавом пыль со стола, закрыл конторку и по-хозяйски осмотрел помещение церкви. В левом от алтаря углу на потолке явно расширялось пятно, и было понятно, что ремонта не избежать. Он не стал раздумывать над тем, где брать строительные материалы, решив заняться этим позже, тем более у него была предварительная договорённость с несколькими прихожанами, которые вызвались помочь и обещали привезти и известь, и кирпичи, и толь.

Мысль о неотвратимости хлопот по ремонту Храма Господнего не перекрыла торжественного и благостного настроения отца Михаила. Он зафиксировал входную дверь мощным засовом, на который повесил замок. Можно было начинать день – благословение Господа состоялось.

Семья священника из двух человек жила тут же при церкви, в небольшом домике, окружённом кустами цветов. Рядом с домом росли три высоких тополя, причудливым образом возвышаясь над всей округой. По их силуэтам и ориентировались люди, без труда различая в любое время суток на фоне бездонного неба неизвестно кем и когда посаженные высоченные деревья. Колокольня была на уровне верхушек их ветвей. Издалека казалось, что крестом была увенчана именно троица тополей, и для того, чтобы перекреститься, искали в первую очередь знакомые деревья, зная, что церковь там же.

Матушка Прасковья проснулась как обычно рано, и к возвращению отца Михаила из церкви завтрак был готов. Иван Денисов закрыл глаза и прочёл молитву. Борода скрывала молодость священника, и ему приходилось приучать себя к степенности, чтобы не давать людям повода к снисходительности. Но дома, рядом с любимой, можно было быть самим собой, поэтому помолившись, он неожиданно рассмеялся и наклонился, целуя жену.

– Откликается? – спросил он, прикладывая ухо к животу беременной женщины. – Тихо… тихо… Благословение-то какое! Смотри, смотри, Прасковушка… Наш богатырь… Силён парень!

Толчки ребёночка, реально ощущаемые и приводящие в восторг будущего отца – не по службе, а по естеству – являли то чудо, в которое Иван Денисов верил свято и неистово. Чудо Господа! Чудо Жизни!

– Родной… А если девочка? Ну что, разве не полюбишь? – чуть слышно спросила матушка, молодая красивая женщина, возвеличенная самой природой до сана святого прозренческого материнства.

– Ну, что ты… Что ты! – успокоил её счастливый отец. – Бог знает, кого нам подарить! Как можно не принять Его Волю, родная моя?

Отец Михаил обнял и нежно поцеловал жену, после чего сел на своё место за столом. Некоторое время в чистой небольшой комнатке было тихо, и слышался только стук ложки Ивана Денисова, которой он касался тарелки, весело расправляясь с молочной гречневой кашей.

– А почему ты ничего не ешь? – вдруг с тревогой спросил он жену, увидев, что Прасковья, не отрываясь, смотрит на него без улыбки.

– Мне такой плохой сон приснился… такой плохой… И сейчас ещё не могу отойти, – печально проговорила она в ответ.

– Да глупость всё это, родная! Разве может сон рассказывать о реальности? Вот, Господи… Что за напасть? – он быстро перекрестился на икону с лампадой в углу. – Тебе нельзя думать ни о чём, что расстраивает – это плохо для ребёночка. Я рядом, Господь с нами. Что же может случиться?! Расскажи сон…

– Снится мне, как будто я большая птица… И лечу, лечу… прямо на солнце. И мне кто-то кричит, мол, тебе нельзя к солнцу, спалишь и себя и ребёночка. А я, радостная, не слушаю и всё лечу, лечу… Вдруг прямо в сердце мне вонзился солнечный луч, и я увидела, как осыпаются пёрышки с моих крыльев… И начинаю падать… Страшно, но ничего поделать не могу… Кричу, зову на помощь… Но только открываю рот, а произнести что-либо не получается. И знаю во сне, что мне надо докричаться до тебя, дать знак, чтобы услышал, потому что если услышишь, то и спасена буду… И вдруг вижу, как ты или не ты – как будто чужой, незнакомый… рубишь дерево… Молча, угрюмо… И чувствую, что если дерево упадёт, то тебя раздавит… Я ещё сильнее пытаюсь закричать… Но ни звука. Дерево медленно наклоняется и падает… Больше я ничего не увидела, потому что проснулась в ужасе. До сих пор чувствую этот страх.

– Глупенькая, хороший сон! Венчающий нас с Вечностью. Ещё бы, такое чудо ждём – рождение человечка. И всё новое, необыкновенное! Поэтому и приходит страхом. Однако человеку нечего бояться, потому что мы дети Божьи и любимы Отцом нашим Небесным безмерно. Отсюда и благословение, и радость жизни. Ничего не бойся, родная Прасковушка, ничего. Бог спасёт нас, потому что знает, как я люблю Его, как преданно служу Ему, как жизни своей не пожалею ради Него, Господа Моего! – отец Михаил, устремляясь в молитве к лику Богоматери на иконе, склонился в низком поклоне.

Ивану Денисову было всего тридцать семь лет. Он искренне верил, что все беды обойдут его дом, и прогонял неприятные мысли, находя утешение рядом с любимой.

– Хочешь, покажу тебе, что я вышила? – Прасковья взволнованно открыла крышку комода, который, словно часовой стабильности и вечности, надёжно стоял в углу комнаты. Она достала небольшое покрывало с одеяльцем, какие-то малюсенькие одёжки, и разложила перед Иваном Денисовым.

Он смущённо разглядывал нехитрое богатство, подготовленное для будущего ребёнка золотыми руками любимой. Немыслимо крохотный размер чудесных рукоделий привёл его в умилённое состояние:

– Боже, матушка, какое же чудо нас ждёт! Ребёночек принесёт нам счастье и радость! Родится мальчик – подготовлю его в духовную семинарию, если девочка – будет такая же красивая и смышлёная, как ты! – со слезами на глазах обратился он к любимой женщине.

Отец Михаил трепетно поцеловал её в обе щеки, и Прасковья смутилась, как девчонка. Они долго стояли, прижавшись друг к другу.

Этот момент Иван Денисов запомнил навсегда. И позже, когда вспоминал бессонными ночами жизнь свою, именно минута их объятий являла ему реальность неповторимого счастья. И самым большим потрясением было дальнейшее осознание короткого шага, разделяющего вдохновительное единство с миром и бездонную пропасть одиночества… Но тем утром они с женой безмолвно наслаждались близостью, и сердца их переполнялись радостью. Рождение малыша воспринималось как благословение Господа, как ценный подарок Его.

Татурсин проснулся рано. Некоторое время он лежал, не открывая глаз, пытаясь продолжить блаженство ночи, понимая, однако, что подъём – такая же неотвратимость, как восход солнца… Вспомнив о светиле, молодой монах резко открыл глаза, моментально наполнившись предчувствием чуда – ему предстояло долгожданное посвящение, которое он должен был пройти под покровительством Учителя Ласарэна. Рядом на ковре, возле спального ложа, были разложены атрибуты, необходимые для светлого собеседования. Татурсин умылся водой из кувшина и приступил к облачению в специальные одежды.

Монгольский буддийский монастырь располагался на склоне горы. Маленькие домики-обители монахов, точно лучи солнца, расходились от центральных строений, где хранились сутры, молились и проводили различные обряды. Окружённый соснами и елями, весь монастырский комплекс был естественным продолжением природы – неба, небольшого озера с питьевой водой, гор и деревьев на склонах. Монахами из поколения в поколение поддерживалось таинство связи всего живого, и глубина прозрения утверждалась качеством растворения в единстве мира.

Откликаясь на приветствие Татурсина и принимая кнадак, Учитель Ласарэн – настоятель монастыря – пригласил молодого монаха присесть рядом с собой.

– Как ты спал? – приветливо поинтересовался он.

– Как младенец, без сновидений, – почтительно склонив голову, ответил Татурсин.

– Прекрасно! Значит, ты пуст и готов принять обет служения Будде. Не так ли, дорогой?

– Учитель, с радостью приму ваше благословение! – торжественно ответил монах.

– Знаю, что Сила проснулась в тебе, – продолжал Ласарэн. – И важно показать направление на Путь служения Будде. Есть ли у тебя вопрос, ответ на который облегчил бы восхождение?

– Да, Учитель. Я не понимаю необходимости сосуществования на земле Светлого Будды и грязных убийц. Зачем, Любимый Учитель, человечество мучительно ищет Свет, когда Будда много лет назад обрёл его и рассказал всем о путях просветления?

Учитель Ласарэн внимательно рассматривал молодого монаха, перебирая чётки. Затем он закрыл глаза, раскачиваясь из стороны в сторону. Татурсин преполнялся благостью принятия истины. Собеседование с Учителем всегда приносило глоток запредельной чистоты тона, и он не знал большего блаженства, чем внимать тихим, но полным глубочайшего смысла словам Мастера.