Когда Прасковья, быстро одевшись, подбежала к распахнутым настежь дверям церкви, то увидела, что иконы алтаря сорваны и сброшены в кучу. Двое пришельцев пытались сломать распятие, но деревянный Христос каким-то чудом сопротивлялся. Однако и он в конце концов не выдержал, когда на подмогу пришёл сам начальник. Вместе с иконами распятие загорелось в середине зала. Помещение храма наполнилось дымом и копотью.
– Видишь, сколько черноты имеет твой бог?! – насмешливо обратился главный здоровяк к Ивану Денисову.
Прасковья с диким воем кинулась к мужу, который отрешённо сидел у стены. Лицо его было разбито, из носа хлестала кровь, сумасшедшие глаза полыхали диким огнём. Он молился, быстро проговаривая слова. Прасковья прижала его к себе, но сильные руки тотчас отшвырнули её.
– Не шали, баба! – Начальник достал пистолет и пригрозил женщине. – Гражданин поп арестован, и разговаривать с ним не положено. Не то…
Но Прасковья не слышала угроз. Единственное управляло ею – Ивану Денисову плохо и ему нужна помощь. Она поднялась с колен, выпрямилась и внезапно оказалась возле любимого, заключив его в объятия. Стремительность женщины смутила охрану, но лишь на мгновение. В следующую минуту трое здоровых мужиков снова отбросили её. Прасковья опять резко направилась к отцу Михаилу. Прогремел выстрел…
Женщина удивлённо посмотрела на кровавое пятно в районе сердца, протянула руки навстречу мужу и упала замертво.
Дикий крик потряс своды церкви. Иван Денисов ударил охранника, и от неожиданности тот выпустил его. Отец Михаил наклонился над телом жены и закричал второй раз.
Его ударили кулаком по голове и, потерявшего сознание, бросили в кузов грузовой машины.
По пустынной монгольской дороге, соединяющей монотонные холмы, двигалось несколько грузовых машин с военными монголами. В кабине одной из них весёлый лейтенант рассказывал молодому водителю анекдот и, не ожидая реакции, первым и хохотал. В кузовах грузовиков лениво дремали вооружённые солдаты.
Вдруг движение автомобилям перегородил небольшой караван. Важно ступая, верблюды пренебрежительно, не обращая внимания на окружающий мир, шествовали друг за другом. Лейтенант, не выдержав, поторопил погонщиков. Серые от пыли и зноя монголы, сопровождающие верблюдов, приветливо помахали солдатам, не предпринимая ни малейших усилий, чтобы освободить путь машинам. Офицер выскочил из кабины, на ходу расстёгивая кобуру:
– Шлёпну сейчас как врагов народа, тогда поулыбаетесь!
– Начальник, почему нервничаешь? – не теряя самообладания, спросил у лейтенанта один из седоков.
– Ты издеваешься, скотина? У меня задание государственной важности, а ты препятствовать? Имею приказ стрелять в случае неповиновения! – Резкий звук выстрела взорвал тишину.
Первыми испугались животные, затем и погонщики стали хлестать верблюдов, чтобы убрать с дороги караван.
– То-то же! Совсем распустились! – ворчливо заключил довольный военный и, улюлюкая, выстрелил ещё несколько раз в воздух.
Животные рысью устремились прочь от опасности. Очнувшиеся от дрёмы, солдаты засмеялись, показывая пальцами на бегущих верблюдов.
– А не продегустировать ли нам местный кумыс, как думаете? – обращаясь к подчинённым, риторически спросил лейтенант, озвучивая собственное желание, заметив невдалеке несколько белоснежных юрт.
Группа монголов доброжелательно приветствовала военные машины, свернувшие с дороги и направляющиеся в сторону их стойбища. Склонив голову в знак уважения, офицер почтительно поздоровался с хозяином, который пригласил его зайти в юрту.
