Пошёл на службу Ёжик через лес
и в чащу буреломную залез.
Часа четыре в дебрях проплутал,
портфель, очки и шляпу потерял,
начальству о потере рассказал,
и грандиозный сделался скандал.
Печать с гербом в портфеле том была,
и встали в министерстве все дела.
Такой переполох везде царил:
сбивались с ног коты-секретари;
чиновники неслись туда-сюда;
уборщицы орали: «Прёшь куда?!»
Рычал Медведь-начальник на него:
«Беда от ротозейства твоего!
И что же ты наделал-то, дурак?
Гора непропечатанных бумаг!
Иди ищи! До завтра не найдёшь,
уволю к чёрту, в дворники пойдёшь!»
Пошёл бедняга в лес её искать,
да опоздал: Лиса нашла печать.
Что за предмет она не поняла
и ту находку Белке отнесла:
вещица ей в хозяйстве не нужна:
колоть орешки только и годна.
До ночи Ёж гербастую искал,
проголодался, до смерти устал,
под ель в изнеможении упал,
от нервного расстройства зарыдал:
в чиновниках привык спокойно жить.
теперь придётся дворником служить.
Тут выглянула Белка из дупла.
верёвочную лестницу дала.
Забрался Ёжик в белкино дупло.
там так уютно, чисто и светло.
и пирогами пахнет, – благодать! -
а на столе лежит его печать.
От радости чуть дух не испустил,
печать и пирога кусок схватил
и вылетел, как пуля из ствола,
из белкиного тёплого дупла,
а Белка в след, – «Ворюга! Паразит!
Иголки оборву!..»: – ему грозит.
Наутро Ёж к начальнику пришёл:
«Михал Потапыч, – вот она, – нашёл!»
Тот поглядел на важную печать
и ну на обомлевшего рычать,
за шиворот несчастного схватив:
«Герб стёсан! -
сквозь сплошной ненорматив.
А Ёжик, в оправдание своё: -
«Да это Белка спортила её.
Такую ценность нет чтоб поберечь, -
её к ответу надо бы привлечь:
орехи дура вздумала колоть!
У ней ума куриная щепоть», -
скукожился[4], надрывно заикал
и со служебной лестницы упал.
* * *
Теперь в убогой дворницкой живёт
и министерский двор весь день метёт.
Метёлку пуще глаза бережёт:
вдруг пропадёт, – сортиры мыть пойдёт.
I
Заря за окнами горит.
Старуха раньше деда встала,
тот, прозевавшись, говорит:
«Ты б червячков мне накопала,
пойду-ка рыбки наловлю,
а ты наваришь нам ушицы,
я к ней чекушечку куплю
сорокоградусной водицы».
Пришёл старик на бережок,
сел, поудобней, на поддёвку
и, поплевавши на крючок,
стал терпеливо ждать поклёвку.
Денёк июльский припекал,
глядел старик на гладь пустую
и незаметно задремал,
повесив голову седую.
И вот задёргалась уда,
старик чуть в воду не свалился:
где был крючок, кусок пруда
весь забурлил, зазолотился…
Дед ахнул: «Господи, еси![5]-
из вод, бурливых, не моргая, -
«Что пожелаешь, то проси! -
Плотвица молвит, Золотая. -
Чего застыл, как истукан?
С меня ухи как с кильки жалкой! -
старик подумал: зря стакан
на грудь принял перед рыбалкой. -
Сними с крючка – отпустишь ты.
я доброту твою запомню
и голубой твоей мечты
желанье с радостью исполню».
А к слову, – дед тот с детства знал
одну историю чудную:
он сказку Пушкина читал
про диво – Рыбку Золотую.
Тут чёрт и дёрнул за язык:
«Старуха страсть как надоела, -
и смело выпятив кадык, -
теперь хочу младого тела!» -
«Ну что ж, потом не пожалей! -
