Взыскующие знания - страница 21

«Оттон III стремился создать такую империю, в которой была бы возможна администрация Траяна, законодательство Юстиниана и деспотизм Константина, а в то же время было бы сохранено республиканское устройство, – пишет историк. – В его политические идеалы одинаково входили империя и республика, римский народ и рыцарство, земная жизнь и вечное блаженство». В своем Sacrum palatium (Священном дворце) на Авентинском холме он окружил себя гвардией в римско-византийском вкусе и разработал сложный дворцовый церемониал, который был изложен в особой книге, где было подробно описано императорское одеяние и объяснено значение десяти принадлежащих ему корон. По его приказу все смертные, не исключая императора, могли входить на Капитолийский холм только в белых одеждах, причем свита должна была приветствовать своего властелина на еврейском, греческом и латыни и трижды кланяться ему. Но страсть к пышным церемониям сочеталась в Оттоне с монашеским смирением: часто, облачаясь в рубища, он запирался в келье и подвергал себя посту и бичеванию.

И как бы не был занят Оттон государственными и военными делами – а воевал он много и довольно небезуспешно, – он всегда находил время для бесед с Гербертом, и тогда его дворец становился ареной жарких научных диспутов. По просьбе императора Герберт написал небольшой философский трактат «О рациональном и об использовании разума» на чисто схоластическую тему о том, что более общее – понятие разумного или понятие пользования разумом.

Желая восстановить справедливость по отношению к учителю, Оттон добился у папы назначения Герберта архиепископом Равенны – второй по важности пост в итальянской церковной иерархии. Это событие произошло 28 апреля 998 года. А когда в феврале следующего года неожиданно умер Григорий V, император заставил римских церковников избрать Герберта своим епископом и, следовательно, римским папой.

По совету Оттона Герберт отправился из Равенны в Рим через Песаро, Фано и Анкону – области традиционно подвластные папе. Императорские гонцы мчались впереди папского поезда, предупреждая о его прибытии. Оттон полагал, что будет полезно, если народ увидит будущего преемника св. Петра, так как для большинства простых людей римский папа был скорее символом, чем реальной фигурой. Толпы итальянцев встречали Герберта настороженно: для них он все еще был чужестранцем, французом. Но эта настороженность сменялась всеобщим ликованием, когда он обращался к толпе на ее родном языке.

… В церковь св. Агнессы у стен Рима Герберт и его спутники прибыли в последний день марта 999 года. Здесь их встретили горожане и клирики во главе с Иоанном, епископом Альбано и главой папских секретарей и нотариев. Истово молился Герберт в церкви, которую Флавий Валерий Аврелий Константин (272–337), известный как Константин Великий, соорудил прямо над гробницей святой девы. Он благодарил Спасителя, который даровал ему, бывшему пастушку, громадную духовную власть над людьми. Торжественный кортеж во главе с епископом Иоанном направился через Нументанские ворота в Рим. Герберта, восседавшего на богато изукрашенном кресле, несли на своих плечах знатные римляне и высшие клирики. Спустившись вниз по виа Нументана, мимо толстых стен бань Диолектиана, мимо церкви Санта Мария Маджоре, они очутились на большой площади перед собором св. Иоанна Латеранского. Далее в сопровождении эскорта гвардейцев императора они проследовали во дворец, где Оттон заключил в объятия будущего папу. В следующую субботу, 2 апреля, громадная толпа собралась на площади перед Латеранским собором. Из собора в окружении немецких солдат вышли Оттон, Герберт, епископ Иоанн и префект Рима. Благословив толпу и произнеся короткую молитву, Иоанн объявил, что римлянам предстоит избрать нового папу. Их благороднейший император Оттон, сын и внук императоров, убежден, что архиепископ Равенны – тот человек, в котором нуждается римская церковь. Затем к собравшимся на латыни и по-итальянски обратился Оттон. Он представил Герберта, всячески восхваляя его достоинства. «Хотите ли вы видеть этого человека, Герберта, своим епископом и папой?» – спросил Иоанн, и дружный хор голосов –