Взыскующие знания - страница 24

Из XVIII века, когда был создан «Гулливер», вернемся на столетие назад и предоставим слово великому Обновителю Наук, философу нового, экспериментального знания Фрэнсису Бэкону (1561–1626): «Не следует обходить молчанием то, что некоторые, скорее чванливые, чем ученые, люди немало усилий потратили на создание некоего метода, который в действительности не имеет никакого права называться законным; это, по существу, метод обмана, который, тем не менее, оказывается весьма привлекательным для некоторых суетных людей. Этот метод как бы разбрызгивает капельки какой-нибудь науки так, что любой, нахватавшийся верхних знаний, может производить впечатление на других некоей видимостью эрудиции. Таково «Искусство» Луллия».

«Отстегнем» еще одно столетие: «… Познай все законы астрономии, – поучает Гаргантюа Пантагрюэля, – но астрологические гадания и «Искусство» Луллия пусть тебя не занимают, ибо все это вздор и обман».

Итак, Луллий и его «Ars Magna» высмеяны, развенчаны, заклеймены?

Не будем спешить с выводами, ибо наряду с критиками «Искусства» у него было немало поклонников, и среди них – такие яркие личности, как, например, знаменитый алхимик Арнольдо из Виллановы (ум. 1314) и не менее знаменитый адепт магических наук Генрих Корнелий Агриппа Неттесгеймский (1486–1535), замечательные гуманисты Лоренцо Валла (1407–1457) и Хуан Луис Вивес (1492–1540), великие философы Николай Кузанский (1401–1464), Джованни Пико делла Мирандола (1463–1494), Марсилио Фичино (1433–1499) и Джордано Бруно (1548–1600), выдающийся полимат Афанасий Кирхер (1602–1680).

Но, пожалуй, самым замечательным из сторонников Луллия был Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716), универсальный гений, в письмах и трактатах которого многократно и с большим уважением упоминается имя каталонского подвижника. Лейбницу не было и двадцати лет, когда он написал небольшой трактат «О сочетательном искусстве», перекидывающий мостик между идеями Луллия и Универсальной Характеристикой – грандиозным проектом всеобщего логического исчисления. Лейбниц намеревался свести весь понятийный аппарат науки к конечному числу элементарных понятий, каждому из них присвоить знак специального искусственного языка-кода и заменить обычные рассуждения операциями над знаками. «Если при этом возникнут разногласия, – писал Лейбниц, – необходимости в диспуте между двумя философами будет не больше, чем между двумя счетоводами. Для разрешения противоречий достаточно будет взять мелки и, сев за грифельные доски в присутствии, если угодно, свидетеля, сказать друг другу: «Давайте вычислять».

Уже эти противоречивые отзывы вызывают желание разобраться в сущности «Искусства» и, попытавшись отделить зерна от плевел, найти ему место в истории идей европейской культуры. Но автор «Ars Magna» интересен и per se. Его долгая жизнь могла бы послужить сюжетом увлекательного романа, в котором опасные путешествия сменялись годами затворничества, а любовь (отнюдь не платоническая) к Прекрасной (ным) Даме (мам) – аскезой и смирением. Герой этого романа сочинял бы эротические стихи и богословские трактаты, жил в королевских покоях и в зловонных тюремных камерах, беседовал с римскими папами и арабскими муллами, участвовал в университетских диспутах и обращал в христианскую веру приверженцев Магомета, занимался астрологией, медициной, философией и совершал поступки, достойные своего великого соплеменника Дон Кихота. К сожалению, фактические сведения о Луллии – то, что можно было бы назвать документальной основой романа, – довольно скудны. Правда перемешана с вымыслами, и спустя почти восемь столетий с большим трудом и лишь приблизительно удается реконструировать его земной путь, ибо «слабая память поколений сберегает лишь легенды» (Станислав Ежи Лец).