XX век как жизнь. Воспоминания - страница 52
Следуют подписи: ректора (Ф. Рыженко), секретаря парткома (И. Ильинский) и председателя месткома (А. Соловьев).
По нынешним меркам в «научной дискуссии» слишком заметны административно-партийные ноты. Но тогда были другие мерки. Тогда истиной считалось лишь то, что поддерживалось «наверху». И аргументами были не только научные доказательства, но и строгие выговоры, административные рычаги вообще. Иногда, как в данном случае, такие рычаги помогали движению теории. Но чаще – «просто» служили для затыкания ртов, так сказать, инославным.
Классический пример. У Хрущева возникает идея ввести смертную казнь за ряд экономических преступлений, включая взятки. Искоренить чтобы… Для подготовки соответствующих установлений создается рабочая группа. Юридическое начальство (прокуратура, Верховный суд, Министерство юстиции, институты), и почему-то я там оказался. Командовал нами заведующий административным отделом ЦК КПСС Николай Романович Миронов (впоследствии трагически погиб при аварии нашего самолета на подлете к Белграду). Собираемся, спорим, пишем. Большинство полагает, что введение смертной казни ничего не даст. И все-таки почтенные мэтры юриспруденции подписали бумагу с «научным» обоснованием этого самого введения. Моя подпись не стояла. Очень было неуютно, однако одержал маленькую победу над чиновничьим страхом.
Позже закрутилась еще более «крутая» история. Неугомонный Хрущев настаивал на том, чтобы казнить валютчиков Рокотова и Файбишенко. Но закон не позволял. Изменили закон. Придали ему обратную силу. Казнили. Мне пришлось пару раз выступать на каких-то ведомственных совещаниях, собиравшихся в порядке «одобрямса». Нудно выступал против. Потом где-то наткнулся на стихи:
Автора не знаю. Мне все же было легче: я не чувствовал себя одиночкой, да и о ненужности державы еще не додумался. Еще хотелось петь: «Нам нет преград…» Верить хотелось.
Примерно летом 1963 года начались разговоры о возможном переходе в аппарат ЦК. Искусителем выступал Ф.М. Бурлацкий, к тому времени – ответственный консультант отдела ЦК КПСС (так в открытой печати именовался отдел по связям с рабочими и коммунистическими партиями стран социализма, которым руководил Ю.В. Андропов). Расширение группы консультантов вызывалось обострением борьбы между компартиями Китая и Советского Союза, борьбы, которая более десяти лет сотрясала международное коммунистическое движение. В ходе этой борьбы, не говоря уже о теории и практике социалистической революции, затрагивались проблемы экономики и политики, истории и культуры, международных отношений. Андропов не любил пустословия и подбирал «спецов».
С китайскими сюжетами мне пришлось познакомиться еще в аспирантуре, когда китайские аспиранты и студенты (а их в МГУ были сотни) внезапно, в разгар занятий, стали возвращаться в Китай. Их отзывали, чтобы предотвратить заражение молодежи советским «ревизионизмом». От открытых споров с нами китайцы уклонялись. Но с самыми близкими друзьями удавалось уединиться и поговорить по душам. Они не понимали, что происходит, не верили в наш «ревизионизм», но не могли ослушаться своих боссов.
Работа в «Коммунисте» давала возможность по первоисточникам знакомиться с основными направлениями дискуссии, позволяла отделить пропагандистские одежды от существа дела. А существо дела сводилось к тому, что в Китае победил мелкобуржуазный, крестьянский революционаризм, с его нетерпением, склонностью к экстремизму, левачеству, культом насилия, с его нежеланием считаться с объективными обстоятельствами. Отсюда – «большой скачок», стремление «досрочно» построить коммунизм (десять лет страданий – десять тысяч лет счастья), отсюда – курс на обострение международной обстановки, на революционную войну (полчеловечества погибнет, но погибнет и капитализм). Отсюда – критика решений XX съезда КПСС, возвеличивание Сталина.