XX век Лины Прокофьевой - страница 29
Прокофьев и Linette жили в разных местах, хотя виделись каждый день. Прокофьев записывает в Дневнике:
«Один раз случилась неприятность: она упрекнула меня, что живя с нею нелегально, я ставлю её в ложное положение, и это уже начинают замечать. Я рассердился. Но по существу, мне было её очень жалко, однако выхода я не видел. Жениться? Это так просто и ясно казалось для неё. Женитьба мне казалась камнем, привязанным к ноге».
Сомнения, разлуки. Прокофьев много и успешно сочиняет, Лина возобновляет уроки пения, они часто расстаются. Прокофьев прилагает все силы, чтобы Лина продолжала вокальное образование, Лина страдает от неопределённости своего положения.
После постановки «Шута» Прокофьев пишет:
«У Linette событие: до сих пор она занималась пением у Литвин, которая была очаровательна, но недостаточно внимательна. Теперь она перешла к Calvé, одной из знаменитых французских певиц. Между прочим, проведя апрель (1921) в деревне, Linette много пела, и я занимался с нею тоже, и голос её вырос прямо преудивительным образом».
В апреле 1921 года в Париже была исполнена «Скифская сюита» Прокофьева, одно из любимых сочинений Лины Ивановны. Лина приехала к Сталям накануне, а на другой день все вместе отправились на концерт. Прокофьев жалуется, что его ложа расположена слишком близко к оркестру. Он считает, что и зал «Гаво» маловат для такого большого оркестрового состава. Зал полон. Первым исполняли «Остров мёртвых» Рахманинова, «сыгранный Кусевицким превосходно». Затем шла «Скифская сюита». Прокофьеву чрезвычайно интересно было впервые услышать её из зала, он описывает все части Сюиты, замечает свои погрешности, но «Восход солнца» в четвёртой части, по его мнению, всё искупает. Именно в этом месте Глазунов вышел, и об этом же crescendo Лина писала и говорила всю жизнь как чуть ли не о высшем достижении оркестрвого мастерства Прокофьева. Последовали бурные овации и масса поздравлений.
«Стравинский пришёл в ложу после второй части и всё время похваливал. Linette возмущалась его покровительственным тоном. На концерте присутствовала масса русских поэтов и художников. После концерта ужин: Стали, Кусевицкие, Linette и я.
На другой день мы с Linette отправились в деревню».
Calvé приглашает Linette к себе в шато заниматься. Придётся в июне расстаться с ней на три-четыре недели. Очень досадно, но важно, чтобы она наладила свои отношения с Calvé, которая как никто заботится о своих ученицах. Прокофьев очень хочет, чтобы Linette нашла свою собственную дорогу.
Лина тоже не стремилась расставаться, она привязалась к жизни в Rochelets, разлука была ей тяжела. Вместе с тем она по-прежнему горела желанием стать настоящей оперной певицей и во имя этого готова была терпеть лишения.
Занятия у Calvé протекали нелегко. Она очень требовательна, придирается буквально к каждой ноте, и Лина подумывает о том, что когда станет певицей, напишет книгу от имени несчастной ученицы знаменитости. У неё складывается впечатление, что все они в чём-то ненормальны. С наслаждением Лина вспоминает от начала до конца музыку «Шута», и это приводит её в равновесие.
Лина в подробностях описывает всё Прокофьеву:
15 июня 1921 г.
«Когда я впервые пела Calvé различные вещи, она нашла, что голос звучит у меня очень хорошо и остаются лишь некоторые усовершенствования. А теперь после двух пятнадцатиминутных уроков она говорит, что мне форсировали голос, „у вас настоящий колоратурный тембр, а вам постарались сделать лирический или драматический, которые непохожи на ваш натуральный тембр, это вам совершенно не подходит“, и что я не умею дышать и т. д. Представь, как это было приятно… Все эти прежние звёзды к старости с ума сходят. Ей шестьдесят лет, но голос остался как у молоденькой девушки. Она легко берёт верхнее „ре“, а внизу „до“. Значит если даже в шестьдесят лет у неё почти три октавы, то в молодости было полных три. Не правда ли, это показательно и тембр такой чудесный. Но по-моему у неё нет никакого музыкального вкуса в смысле выбора вещей. Предпочитает всю итальянщину.»