XX век Лины Прокофьевой - страница 44
Лина рассказывает, что Сергей особенно дружил с Франсисом Пуленком. Оба обожали шахматы и бридж. Перед исполнением своих концертов Прокофьев всегда репетировал их с Пуленком на двух роялях: Первый, Второй, Третий и Пятый концерты для фортепиано с оркестром они проигрывали целиком, – Пуленк исполнял партию оркестра. Для Прокофьева это было необходимым повторением перед исполнением, для Пуленка – прекрасным музицированием с композитором, которого он ценил чрезвычайно высоко, а для Лины неизъяснимым удовольствием слушать любимую музыку.
12 декабря 1924 года
«Кончина мамы, у меня на руках, в 12.15 ночи на тринадцатое декабря.»
В начале января 1925 года Прокофьев возвращается из Польши в Бельвю: «в пять часов Париж, и очень нежная встреча с Пташкой, приехавшей на вокзал. Отправились в Бельвю».
В марте Сергей Сергеевич и Лина в отличном настроении поехали в Кёльн, где ставилась опера «Любовь к трём апельсинам». Первые репетиции проходили под фортепиано. В зале в это же время шли световая и декорационная репетиции. Прокофьев нашёл, что в кёльнских декорациях больше юмора, оперу же сократили на один антракт и разделили ровно пополам. 11 марта проходила уже генеральная репетиция, и Прокофьев обратил внимание на сценическую сторону выступления хора, который своей игрой (не только пением, как в Чикаго) принимал участие в действии. Каждый хорист играл в меру отпущенных ему возможностей, – Прокофьев почувствовал руку режиссёра, любящего своё дело.
Премьера. В первом акте Прокофьев находится в ложе с Линой, но поближе к единственному антракту его просят пересесть в ложу рядом с оркестром, чтобы оттуда кланяться. Однако реакция была сдержанная, и Прокофьев немного огорчился. Ему объяснили, что немецкая публика несколько огорошена, а в антракте они поговорят между собой, и потом будет успех. Так и оказалось. По окончании оперы раздался гром аплодисментов, и по подсчётам критиков Прокофьев вышел на вызовы двадцать раз.
Супруги едва ли не больше всего любили путешествовать, и этой своей страсти не изменяли до наступления мрачных времён уже в СССР.
Запись в «Дневнике» от 22 марта 1925 года.
«Встали в 6.30 и отправились с Пташкой в Monte Carlo. Оделись ради юга легко и потому дрожали от холода. Из Парижа в девять утра с отличным рапидом, одним из самых скорых поездов Франции, и в 9.30 вечера в Марселе, где заночевали. Немного походили по улицам, глядя на пёструю портовую толпу: матросов, африканцев, кокоток etc.»
На другой день продолжили путешествие, проехали Канн, Ниццу, не отрываясь от окон. Напрасно было ждать в это время южного тепла, было прохладно и моросил дождь. В отеле был прекрасный вид на море, которое, по словам Прокофьева, было синим даже в серую погоду. Вечером гуляли и сидели в вестибюле казино, наблюдая за выходившими оттуда людьми, старались по выражению лица угадать, выиграл или проиграл тот или иной посетитель. «Впечатление тяжёлое: многие выходили в трансе, шаркая ногами, ничего не видя; ужасные старухи…».
Однако не все путешествия проходили в идиллической обстановке. Всё же характеры у супругов были разными (недаром Сергей Сергеевич уповал на Christian Science), да и Лина не была ангелом, вспыльчивая, резкая, и, как это часто бывает, присутствие третьего человека (три – в общении очень плохая цифра) вносило лишнее раздражение. Племянник Владимира Набокова, композитор Николас Набоков, большой друг Лины, живо описал в своих воспоминаниях одно из так называемых «гастрономических путешествий». Кажется, он не вполне справедлив к Сергею Сергеевичу, упрекая его в отсутствии интереса к статуям и соборам. Всё же какая-то часть атмосферы передана. Не исключаю, что реакции Сергея Сергеевича были вызваны протестом против всяческой восторженности.
Похожие книги
