Другая форма зла – похитрее, поискуснее, с претензией на собственный почерк. И потому я не испытывал страха. Куда опаснее получить перо в бочок в переполненном автобусе, в очередной раз выезжая из Ворона.
«Почему, когда хочется выключиться и закрыть глаза хотя бы на пятнадцать минут, никогда не получается?» – задал я вопрос сам себе.
А тем временем мне нужно вернуться в Ворон, где у меня была смена на фабрике в цехе по упаковке.
Но тут меня дёрнули за плечо, и, открыв глаза, я увидел Шмеля.
– Че, Саша, уснул?! – громко спросил он, и его удар грязным шилом пронзил мою бочку в области печени.
– А-а-а-а! – воскликнул я, вскакивая.
– Ты че, блин! – завопил Павел. Он стоял передо мной по пояс голый, с фиксирующей повязкой на руке.
И никакого Шмеля, как и удара грязным шилом в бок.
– Кошмар, что ли? – спросил у меня Павел.
– Да, походу он, – осмотрелся я, тяжело дыша. Я даже потрогал свой правый бок, ожидая увидеть там аккуратную кровавую точку, но её не было.
– Что, погнали по домам? – спросил меня он.
– Что врачи сказали? – спросил я.
– Сказали, что мне повезло, что плечо удалось вправить без хирургического вмешательства. Сказали: пиво пить можно, а вот спортом заниматься нельзя, пока не заживёт.
– Забавные товарищи, – удивился я.
– Слушай, а реально пойдём, по кружке опрокинем? Пока до вокзала тебя провожу, – вдруг предложил Павел.
– У меня вечером смена, – помотал я головой, но потом добавил: – Только если по одной кружке.
– Я угощаю. Помоги футболку накинуть только.
И вместе с Павлом мы покинули травмпункт, а я решил, что у меня время ещё есть до вечерней электрички. Настроение у Павла было не то, чтобы очень подавленное. Мы пару раз обсудили его схватку с Сидоровым, и, пригубив пиво, он даже воскликнул: «Ну ты видел, как я его на четыре балла запустил?!» А я, желая его поддержать, поддакнул, но для меня было очевидно, что маньяк Сидоров теперь сначала играется со своими жертвами, даёт им надежду, а уже потом ломает.
Пропустив по кружечке, мы доехали до ЖД вокзала, и я пожал левой рукой здоровую руку Павла – тоже левую. А когда я хотел, было, спросить, как он будет сумку до дома нести, он просто сказал мне, что никак. Что пока отдохнёт от спорта, пока рука не заживёт, и поэтому сумку он мне дарит, а вот форму даёт «погонять».
– Спасибо, – выдал я и, ещё раз попрощавшись, Павел покинул ЖД вокзал, а я пошёл брать билеты на электричку.
К вечеру я был уже в Вороне, входя в общежитие, я остановился возле доски почета.
– Да вы издеваетесь! – смотря на пустую рамочку для моей фотографии.
Тот, кто её брал второй раз, не мог не удивиться написанному на другой стороне номеру. Немного постояв, я мысленно послал всё на хрен и, перекинув через плечо, новую синюю сумку из кожзама с надписью «Динамо» на белой вставке, поднялся к себе в комнату, где оставил сумку на полу. Генки ожидаемо не было дома.
Я снова вышел из общаги и направился во Дворец спорта. Пошёл туда, насвистывая песню про фотографию с наивной подписью «на память», размера девять на двенадцать, наслаждаясь вечерним июльским теплом.
Железобетонные конструкции и кирпичная кладка основания здания Дворца сочетались с крупными витражными окнами. Фасад был украшен гранитной облицовкой и мозаичными панно на спортивную тематику: тут были и пловцы, и боксёры, и борцы, и футболисты. В общем, все. Не было на мозаике только преступных авторитетов, которые затесались в детский спорт и теперь могут координироваться с другими бандами по стационарному телефону. Дверь Дворца спорта оказалась открыта и подпёрта красным кирпичом для вентиляции, и я вошёл в это здание, обернувшись на зеленеющий парк, что был напротив, где по центру лесистой полянки играли родители с детьми на большой детской площадке с деревянными постройками в стиле русских сказок.
