– Пу-пу-пу, – выдохнул я, не спеша гуляя вдоль парка. Ночью можно Аню позвать на третье свидание. В голове понеслись не очень пристойные мысли, связанные с услугой Армена по сдаче комнат. Да, два рубля – это много. Тут не знаешь, как до зарплаты дожить, потому что неделю назад шальная компания решила скататься на аттракционы…
Итак, подумаем о будущем: год на подготовку к армии, потом два года по горам с автоматом. У меня ведь спросят, а я ведь не откажусь. Как раз восемьдесят шестой настанет, а там – авария на Чернобыльской АЭС, развал страны, лихие годы с последующей оттепелью в году две тысячи десятом…
Далеко смотреть не буду. Надо жить, а не ждать, особенно чего-то плохого.
Прибыв в общагу, снова пройдя мимо афиш и досок почёта, я поднялся на третий этаж и принялся собираться на работу, поглядывая на часы. Вскоре появился и Генка.
Вороновская птицефабрика «Красное крыло» находилась на окраине города, но одной своей стороной выходила на озеро. Вокруг стоял двухметровый железобетонный забор с колючей проволокой наверху. Ночью над этим забором зажигались фонари, помогающие сторожам контролировать периметр внутри. Вокруг забора зеленел кустарник. Вечером, после основной смены, из ворот фабрики выезжал автобус, развозя людей по городу.
Внутри же расположилось четыре основных цеха, словно линия человеческой жизни – их названия отражали полный цикл жизни куриной. Начиналось всё с цеха выращивания молодняка – это было душное помещение с резким запахом аммиака и пуха.
Длинные ряды клеточных батарей под лампами накаливания, создающими жёлтое искусственное освещение. Под ногами – слой опилок, перемешанных с помётом, шелухой от корма. Тут стоял дикий гул вентиляторов вытяжки, и только он мог перешуметь писк тысяч цыплят.
В основной птичник цыплята переводились по схеме их назначения: несушки – раньше, бройлеры – позже.
Тут через многоярусные клеточные батареи из металла пролегали автоматические поилки с протекающими ниппелями. Под клетками с несушками медленно и скрипя двигалась прорезиненная конвейерная лента для сбора яиц. В углу располагался бункер с комбикормом – пахло он зерном и почему-то рыбой.
И, наконец, убойный цех, где из позитивного был только лозунг: «Выполним план по мясу!» Да, особо чувствительные на фабрике не задерживались. Я даже слышал, что те, кто на мясных фабриках, к примеру, готовит колбасу, не могут потом её есть.
Но наше дело простое – и по сути, и по содержанию: упаковывать.
Пройдя вахту, мимо досок почёта с лучшими сотрудниками и разминувшись с коллективом дневных смен, мы с Геной и ещё рядом товарищей (многих из которых я видел на коврах) зашли в раздевалку рабочих, где переодевались в белые халаты и белые же колпаки, словно нам нужно было что-то готовить. Помимо халатов были и тканевые перчатки у тех, кто работал с яйцами, в отличие от верхонок у тех, кто грузил кур. Каждый из нас должен был содержать свою форму в чистоте, что проверял сам Кузьмич, которого недавно повысили до начальника упаковочного цеха.
И вот мы, вдесятером, построились для осмотра в одну шеренгу.
– Так, сегодня у нас много работы, парни. О, Саша, Гена, а вас почему на вечерней тренировке не было? – спросил тренер.
– Я в Воронеж ездил, смотрел, как Дружинин по самбо борется.
– А… И что, как он? За кого теперь выступает?
– Он от экскаваторного завода выступал и в первом кругу на Серёгу Сидорова налетел, – проговорил я.
