― Хорошо.
Я быстро умылся и тоже присоединился к хозяйкам на кухне. Остановился на пороге и с улыбкой наблюдал, как Таня перекладывает на тарелку оладьи, заботливо приготовленные Ниночкой.
― Можно мне со сгущенкой? ― раскрыл свое присутствие, привлекая внимание женских глаз.
― Дядя Ильяс, а на голодный желудок нельзя сладкое, ― верно подметила Таня, на что я закатил глаза.
― Но может чуть‐чуть?
― Нет. Сначала со сметанкой, там еще в холодильнике осталась.
― Ладно, но после…
― А после, Ильяс Захарович, можно и со сгущенкой, ― подтвердила Нина, ставя другую тарелку с блинами.
Я достал из холодильника красную икру и сметану, и присел на стул около окна.
― А это вкусно? ― уточнила Таня, глядя на банку.
Я кивнул, и открутив крышку, протянул ей банку.
― Попробуй.
― Можно? ― она указала пальчиком, на что я кивнул.
Таня подцепила пальцем несколько икринок и отправила их в ротик. Языком раздавила о небо и улыбнулась.
― Очень вкусно!
― Нин, подай, пожалуйста, хлеб и масло. Сейчас еще покажу, как вкусно.
Я намазал бутерброд для Тани, обильно добавив поверх масла икру.
Девочка с удовольствием откусила кусочек и зажмурилась.
― И вправду здорово! А если в блинчик?
― И в блинчик тоже.
После завтрака, мы решили прогуляться по скверу, что располагался около дома. Я наблюдал за Таней и понимал, что сделал правильный выбор. Глаза девочки сияют от радости, разве это не лучшая награда? Ребенок должен улыбаться, он должен быть счастливым несмотря ни на что. И никто не имеет право отнимать у него его счастье.
Сейчас глядя на то, как она радуется какой‐то мелочи, которую другой бы даже не заметил, я понимал, что хочу продолжать радовать ее. Пусть это будет обычное платье, или дорогой подарок, только бы видеть в глазах ребенка счастье.
― Дядя Ильяс, а почему у тебя нет жены? ― неожиданный вопрос застал врасплох.
Я несколько секунд не отвечал Тане, а потом пожав плечами, посмотрел ей в глаза:
― Не встретил еще ту самую, наверное. Не знаю.
― А хочешь?
― Не думал.
― Это, наверное, потому что ты никогда не любил. Вот дядя Денис любил мою маму, а она его не очень.
Я напрягся. Таня впервые заговорила о прошлом. Сам я ее ни разу не тревожил этими вопросами, боясь задеть за живое и погрузить в пучину боли, в которой она и так прожила немалое количество времени. Я понятия не имел, как она отреагирует на такой разговор и просто не имел право ничего спрашивать. А тут она сама заговорила о маме.
― Не знаешь почему мама не любила Дениса?
― Нет. Я только слышала, как они ругались, и мама говорила, что он мешает ей нормально жить.
― Понятно.
На самом деле ничего непонятно, но лишних вопросов задавать я не стал. Если Таня захочет, сама расскажет, что знает. Уверен, она именно так и сделает. Просто нужно немного времени. Ребенок слишком напуган и переживает из‐за каждой мелочи. А мне хватило ее взгляда после того, как она упустила банку со сметаной.
Никогда не забуду ее испуг.
А что может означать мешает нормально жить? Может быть у нее были вредные привычки? Или она любила потусить, а Денис запрещал, в виду того, что у нее есть дочь?
Как там эту барышню зовут? Лиза, кажется?
В кармане зазвонил телефон.
― Извини, Танюш.
Я заметил, как у ребенка тут же изменилось выражение лица и мысленно чертыхнулся. Наверняка, подумала, что я сейчас уеду. Только ничего подобного, я готов послать сейчас всех, и с ребенком провести оставшуюся часть выходных.
