Была большая перемена, как раз после контрольной по географии. Нина стояла среди одноклассниц, оживленно обсуждая ответы на вопросы контрольной, когда откуда ни возьмись появившиеся и одетые в куртки и пальто Клава, Сергей и еще несколько человек, схватили ее и потащили на улицу. Следом, наспех застегивая пуговицы шубки, выскочила Лена Кулькова. Ребята поставили Нину у школьной стены, совершенно скрытой от чужих глаз, и Клава, плеснув в лицо одноклассницы холодной водой, громко произнесла: «Ты, вонючая, пархатая жидовка, скажи слово “кукуруза”!»
Нина, дрожа от холода, вспомнила сны, которые часто видела в детстве – полчища фашистов идут, чтобы схватить ее. Нет, они не идут, они уже пришли. Это – Клавка, Кутиков и все их прислужники. И Нина тотчас вспомнила, как фашисты пытали Зою Космодемьянскую, как геройски погибли члены «Молодой гвардии» – герои книги, которую она прочитала, как дядя Зелик полз с прикованным к ноге автоматом к лесу, и как дядя Зяма погиб при взятии Рейхстага, и с ненавистью глядя на эту лешинскую клику, она громко ответила: «Не скажу!» Лена Кулькова, наблюдавшая за происходящим, и видя, как у Нины посинело от холода лицо, воскликнула, скрестив в мольбе руки: «Ниночка, ну что тебе стоит? Скажи “кукуруза”, пусть слышат, что ты “р” выговариваешь. Ты же замерзнешь!» Нина, отрешенно смотря на подругу, еще раз повторила: «Не скажу!»
Прозвенел звонок, и вся группа злодеев побежала на урок, бросив стоящую у стены Нину.
Нина пришла домой больная. Врач поставил диагноз «пневмония» и назначил уколы. «Как жалко, – думала Нина, – что пневмонию можно вылечить так быстро. Я бы хотела оставаться дома всю жизнь!»
Быстро пролетели две недели болезни и за ними две недели каникул, и надо было снова идти в школу. Идти, как на казнь. Нина пришла в класс и, как затравленный зверек, оглядела сидящих за партами ребят. Она была удивлена, не увидев среди них Клавы и еще несколько человек, и была очень рада, когда узнала, что школа у Клавиного дома построена, и дети, живущие поблизости от нее, переведены в эту новую школу.
Весь класс как будто бы проснулся ото сна: все стали снова общаться с Ниной, как раньше, до начала четвертого класса, рассказывали, какая, оказывается, подлая была эта Лешина. Но Нина не слушала их. Она знала, какая была Лешина, и она знала, какими были они. А может и есть? На сердце образовалась рана, которая еще много-много раз будила Нину по ночам, щемила и болела. Только Кутиков остался верен своим привычкам и каждый раз, проходя мимо Нины, шептал ей в ухо: «Убирайся в Израиль!» Но Нина не реагировала на его слова. Что слова? Она видала кое-что и похуже!
Снова стали красоваться на стене гольдбергские стенгазеты, получавшие раз за разом новые и новые призы на конкурсах. Снова зазвенел Нинин голос на поэтических вечерах, посвященных Пушкину, Есенину и Маяковскому, и снова пульс каждого ученика четвертого «А» влился в общий пульс класса.
Шел урок литературы. Ольга Васильевна, женщина пожилых лет и всегда произносящая все слова, как житель Вологды, на «о», рассказывала о жизни Пушкина. Дети сидели тихо и с увлечением слушали. Кутиков залез под парту и облил спину и поясницу сидящей впереди него Гольдберг водой. Нина еще не успела опомниться, как Кутиков поднял руку и, получив разрешение встать, торжественно произнес: «Ольга Васильевна, а Гольдберг описалась!» Нина покрылась густой краской и, не дожидаясь реакции класса, выскочила из школы. Дома она заявила отцу, что в школу больше не пойдет. «Пойдешь! – Борис прижал дочь к себе. – Пойдешь, и я пойду с тобой!»
