Лена Кулькова решила наставить любовную историю Нины на правильный путь и потребовала, чтобы Нина объяснилась Славке в любви. «Ты ведешь себя, Нина, как слепой котенок, – твердила Лена. – Это так долго продолжаться не может. Ты себя изводишь, всё время думаешь о нём, а он ничего не знает». Нина пыталась оправдываться: «А как ты себе это представляешь? Да я с ума сойду от позора. Ну надо же – в любви первой признаваться. Где это видано? А если даже я и признаюсь, а он мне скажет, что меня не любит… Да я умру!» Но Лена не унималась: «Вот смотри, Татьяна из “Онегина” и то призналась. И ничего. Не умерла!»
В школе как раз проходили «Евгения Онегина» Пушкина, и казавшийся летом таким неинтересным роман, приобрел для подруг совершенно новое значение. На одном из уроков литературы надо было с выражением, наизусть прочитать письмо Татьяны. Нина чувствовала, что это – ее шанс, и вызвалась к доске. Она вышла вперед, поправила рукой сбившиеся волосы и, глядя в конец класса на юношу с огненными черными глазами, стала читать. В классе наступила полная тишина. Нина читала проникновенно, и каждая из слушавших ее девушек чувствовала себя такой вот Татьяной. Мальчишки же мечтали, чтобы вот так когда-нибудь им призналась в любви их девушка. Слава покраснел, опустил глаза и прикрыл уши руками. Затем встал и, не спрашивая разрешения учителя, вышел из класса. Голос Нины дрогнул. Стихи потеряли всякий смысл. Она быстро дочитала их до конца и, получив оценку, вернулась за парту. Она не понимала, что произошло.
Вечером возбужденные и жаждущие всё обсудить девушки вышли на улицу. Разговор опять был о Славе, о его неожиданном поведении. Подруги выдвигали одно предположение за другим и, медленно идя по тропинке школьного сада, услыхали чьи-то голоса. Тихий девичий голос просил: «Ах, не сжимай меня так сильно. Я задохнусь!» Девочки поравнялись с парой, стоящей чуть поодаль.
Юноша жадно шарил по девичьей груди, а его губы пытались закрыть рот девушки. Нина почувствовала, как кровь хлынула ей к лицу. Это были Слава и Юля. Юля ойкнула, завидев девушек. Слава оглянулся и быстро отошел в тень. Нина и Лена пошли дальше, как будто ничего не произошло, только в груди у Нины стало почему-то пусто и зябко. «Не переживай, Ниночка, – старалась успокоить подругу Лена. – Ты ему очень даже нравишься, а Юльку он тискает, потому что она ему разрешает. А ты не разрешишь. И он это понимает. А потискать ему хочется!» Нине эти рассуждения казались абсурдом чистой воды. Человек или любит, или нет. И если любит, то других тискать не будет.
Этот случай сразу встряхнул Нину. Ее любовь перестала гореть ярким пламенем и спряталась глубоко в душе. Нина перестала обсуждать с Леной Славино поведение. Нет, она не обижалась на него. За что? Что он ее не любит? Она была благодарна ему за те чувства, которые вспыхнули в ней и еще не совсем угасли. Гордость, которая пробудилась в ней, требовала: «Прими как данность, что твоя любовь безответна! Забудь Славу, забудь, забудь!» И она всячески старалась забыть. Но забыть человека, которого каждый день видишь в классе, с которым сидишь рядом на уроках физики, и который, как назло, всё время пытается с тобой заговорить и посмотреть в твои глаза, было трудно.
Нина не замечала знаков внимания, которые ей стал оказывать Слава. Она впала в состояние безразличия, спячки. Но что больше всего пугало Нину – это то, что стихи больше не трогали ее душу.
