Я дам тебе тысячу. Дочь Колумба - страница 13
– Где твои друзья? – спрашивает он, возвращая взгляд к дороге.
– В нашей троице есть такая традиция: кидать друг друга во благо, – смеюсь я.
– И часто кидают именно тебя? Твоему другу стоило бы позаботиться о тебе и не бросать одну на пляже в окружении посторонних.
– У меня все под контролем, Лукас об этом знает. Он бы не бросил меня, угрожай мне опасность.
Он кинулся защищать меня в ту ночь, когда погиб Ной. Но встал слева.
– Он просто уехал. Откуда ему знать?
Лукас бы погиб тогда. Встань он справа вместо Ноя.
– Тормози. – Сухо говорю я.
– Что?
– Тормози! – вскрикиваю я.
Каетано покорно сбрасывает скорость и сворачивает к обочине. Я тут же спрыгиваю и обегаю мотоцикл, решительно скрещивая на груди руки.
– Ты ничего не знаешь. Ты не имеешь никакого права осуждать ни меня, ни моих друзей! Тем более Лукаса. Ясно тебе?!
– Так расскажи, чтобы я знал! – неожиданно вскипает Каетано. Первый раз слышу в его голосе неподдельную злость. – Почему ты так бездумно относишься к своей жизни?! Куда ты так несешься?!
Я вдыхаю поглубже и отвожу взгляд туда, где в темноте размеренно дышит море. Не могу поделиться. Это все равно, что раздеться догола посреди бульвара Рамблас.
– Я сама доберусь до дома, тут уже недалеко. Доброй ночи, Каетано.
Он смеряет меня долгим раздраженным взглядом.
– Доброй ночи, Ноэль.
Я отпускаю его вперед и медленно бреду вдоль обочины. Редкие фонари заливают тусклым светом дорогу в гору. На каждый шаг я делаю глубокие вдохи и стараюсь всей стопой ощущать под ногами гравий, иголки и мелкие камушки. Мне нужно успокоиться и унять это знакомое покалывание в кончиках пальцев.
Если споткнуться, я упаду и вероятнее всего обдеру ладонь и коленку. Будет больно. Я гоню от себя эту мысль. От Люци не скроется мое падение. Ссадины она вычислит еще до того, как я пожелаю ей доброго утра, переступив порог кухни.
Нельзя падать. Нужно идти.
Я так сосредоточена на своих шагах, что не сразу замечаю его. Весь в черном, с капюшоном, скрывающим лицо, и с практически пустой бутылкой джина. И он идет прямо на меня.
Страх ударяет в голову мгновенно. Ускоряю шаг и перехожу на противоположную обочину в надежде, что он пройдет мимо.
Этого не случается. Расстояние между нами стремительно сокращается.
Я снова меняю обочину, разворачиваюсь и перехожу на бег. Он слишком прыткий для пьяницы. Слишком сильный. И выпил только для храбрости. Эта бутылка предназначена для моей головы.
Таких, как он, называют птичники. Они похищают детей из состоятельных семей и возвращают за выкуп. За последние пять лет они убили один единственный раз. Когда похищение пошло не по плану и двое подростков бросились защищать глупую девчонку. Когда нож дернулся вправо и погиб мой брат.
Птичник похитит меня, уверена, машина его подельника уже поднимается в гору. Меня загрузят в багажник и увезут в какой-нибудь подвал, а с папы будут требовать пару миллионов.
От этой мысли меня прошибает холодный пот: папа не должен потерять и меня. Я буду кричать, драться, но не дам себя увезти. Я бегу еще быстрее. Бегу изо всех своих сил.
За спиной раздается рокот. Мотоцикл! А потом мой преследователь вскрикивает, и я слышу звук падения и звон разбитого стекла.
Оглядываюсь через плечо и почти сразу перехожу на шаг. Это Каетано. Он разворачивается передо мной и кивает, призывая садиться. Меня не нужно просить дважды. Едва оказываюсь на мотоцикле и приживаюсь к его широкой спине, Каетано срывается с места. Он проносится почти вплотную к лежащему на земле человеку и устремляется к вершине холма. Мы мчимся гораздо быстрее, чем прежде. Я крепче обнимаю Каетано за талию и закрываю глаза, стараясь ни о чем не думать. Умоляя свой мозг не думать.