Я дам тебе тысячу. Дочь Колумба - страница 14

Каетано тормозит у пропускного пункта Холмов Алтеи в рощице туй. Спрыгивает на землю и стаскивает меня с сиденья.

– Как ты? – кричит он, легко меня встряхивая. – Он что-то тебе сделал?! Я встретил его, но не сразу понял, что это птичник.

– Все нормально, он меня не догнал, – отвечаю я, потупившись.

– Хорошо, – кивает Каетано, отпуская меня. – Дальше безопасно, ты доберешься сама? Я хочу вернуться и сказать ему пару слов. А то потом забуду. Память уже не та.

– Нет! – вскрикиваю я, не сдержавшись. – Нет, пожалуйста, нет!

– Он может навредить кому-то другому, – возражает Каетано.

Я судорожно мотаю головой и не могу сдержать ужас, который сжимает мое горло. Повинуясь самому обыкновенному страху, я шагаю на Каетано и обхватываю за крепкую талию с обеих сторон. – Пожалуйста, не возвращайся туда. У него битое стекло. Он может двинуть горлышком бутылки вправо и… они всегда так делают. Не нужно меня защищать! Оно того не стоит! – всхлипываю я и больше не сдерживаю слез. Они бегут по щекам и остаются пятнышками на белой футболке Каетано. Он теплый, твердый, надежный и обжигающий. Пускай его тело бурлит от гнева и раздражения, но я утыкаюсь носом ему в грудь и рыдаю навзрыд. Волна старой боли сбивает меня с ног. Она не нашла выход физически, поэтому теперь покидает мое тело вот так. Самой унизительной истерикой.

Смерть забрала Ноя не потому, что он был болен, слаб или беззащитен. Она забрала его, потому что он стоял справа. Она забрала его из-за меня.

Мне нужно успокоиться, взять себя в руки, но я буквально не вижу конца своим слезам, не вижу ниточки, за которую могла бы ухватиться и выбраться из этого омута горя.

Если бы птичник схватил меня, это причинило бы папе неимоверные страдания. Если Каетано вернется и полезет в драку, птичник может навредить и ему.

Но ничего из этого не случилось. Каетано здесь, стоит, замерев на месте и почти не дыша. А я висну на нем и рыдаю навзрыд. Мне нужно успокоиться. Нащупать почву под ногами, но я не могу. Меня засасывает темнота.

И тут он это делает. Сначала я просто ощущаю тепло его ладоней на своих плечах. Нерешительное прикосновение, полное сомнений. А дальше руки скользят по моему телу и заключают в настоящие объятия. Каетано прижимает меня к себе так близко, что я чувствую каждую неровность на его теле. У меня под ухом сильно и громко стучит его сердце, а пряный аромат его парфюма проникает в легкие.

Я чувствую его глубокое, размеренное дыхание через колебания грудной клетки.

– Дыши со мной, Ноа, – доносится до меня его тихий голос. Я пытаюсь повторять за ним, прерываясь на всхлипы, пока слезы не прекращаются, а дрожь не сходит на нет. Я снова чувствую каждый камешек под подошвами. Боль утихает. Я стою в тепле и безопасности Каетано. Он меня не торопит.

Когда я все же отступаю от него и смущенно утираю нос, на его футболке остаются отпечатки моих слез.

– Прости, – бормочу я.

– Не извиняйся.

Между нами повисает напряженное молчание. Каетано смотрит поверх моей головы, сжимая и разжимая кулаки, я вижу, как взбухают при этом полосы вен.

В моей груди словно трепещется маленькая птичка, роняя перышки куда-то вниз живота.

– Не возвращайся туда. – шепчу я.

Каетано чуть слышно вздыхает и опускает на меня глаза. В полумраке они кажутся почти черными. Густые брови нахмурены, но в них не чувствуется злость.

– Поехали домой?

Остаток пути мы проделываем в полнейшей тишине. Я держусь за него, но больше не прижимаюсь. Каетано тормозит там же, где и вчера, подальше от окон.