Дернулась, словно ожог получила.
— Не смей меня трогать своими грязными лапами, извращенец! Пошел к черту! Убирайся, видеть тебя не хочу! — вскочив, кричу ему прямо в лицо. — Пар он выпускал! Жизнь нашу ты спустил в унитаз, тварь больная! — его голова опущена. Каждое слово Павел принимает, будто удар, группируясь и опуская плечи. — Сейчас ты на Царского будешь спирать, что он тебя до греха довел? Но разве заставлял тебя? Ты сам этого захотел, Паша, сам…
Мне кажется, что слов катастрофически мало. Хочу причинить ему боль, чтобы так же загнулся. Заношу руку и бью наотмашь. Мужа откидывает назад. Он плюхается на пол с кровати. Лицо бледное. Ноги широко расставлены. Руки уперты в пол, чтобы удержаться. Грудь ходуном — так тяжело дышит.
— Ненавидишь. Этого боялся больше всего. Но смотри, как мы похожи, любимая!
Чего это глаза вспыхнули странным огнем. Смотрит жадно. Господи. Да он возбужден! — понимаю по бугру в штанах.
— Приблизишься, убью нахер! — выставляю вперед руку в протесте. — Пашка, я не шучу! Задушу подушкой, только заснешь.
— Тигрица моя, — облизывает губы, и встав на карачки, подбирается ближе.
Он меня слышит? Это писец полный! — вытаращив глаза, наблюдаю за поползновениями муженька. Срывая с себя одежду, не отрывает горящего нездоровым блеском глаза. В них порочная алчная тварь правит телом некогда родного человека.
— Еще ударь!
«Ну, раз ты просишь…» — хватаю тяжелую настольную лампу с прикроватной тумбочки и опускаю на голову безумца.
— Борь, я кажется, его убила, — кошусь на распростертое тело у кровати.
На белом ковре брызги крови. Подойти не хочу. Не могу и все тут. Шевельнется, еще раз двину — я себя знаю.
5. 5. Глава
— Пей! — Борис протянул ей стакан, наполовину заполненный мартини.
— Как он? — беру и делаю большой глоток.
Кашляю с непривычки. Давно алкоголь не пила. Думала, нельзя, перед тем как беременеть пить…
— Жить будет. Сотрясение. Рассечение небольшое есть, но зашивать не нужно. Полежит два дня, оклемается. Сказал медикам, что упал неудачно.
«Мда. Надо чтобы упал удачно и несколько раз на что-то острое» — мстительно щурюсь.
Борис присаживается в кресло напротив с таким же стаканом в руке.
— Жаль. Помог бы мне тело прятать? — хихикнула. Нервное, наверное.
— Вы, Гавриловы, оба — психи! Тебе не полегчало? Мужика своего чуть не убила…
«Ну, «чуть» — не считается! И мне не полегчало» — не отпускает и все тут. Смотрю на свои руки, кручу стакан. Понимаю, что это только начало.
— Так помог бы? — какого-то черта меня заело. Стало важно знать, на чью сторону он встанет.
Ответом был прожигающий взгляд и не добрая ухмылка. Он такую на допросах раздает, когда людей пытает. Раньше было… Сейчас, не знаю. Вообще мало что знаю, оказывается. Столько секретов и тайн оказалось в шкафу. Сколько еще скелетов на меня посыпется?
— А хороший был бы план, — у меня язык начал заплетаться. — Закопать Гаврилова в лесу и поделить бизнес. — Щупаю почву. Трогаю его «струны». Важно понять мотив…
— Стерва. Тебя первую бы заподозрили. И пошли бы мы этапом, но в разном направлении. Поэтому тебе ничего не рассказывал. Ты же без тормозов совсем! Помнишь, тебя блатной мужик подрезал на дороге со своими дружками? Ты кинулась на троих здоровых мужиков с голыми руками, камикадзе в юбке, блин.
— Почему с голыми? У меня перцовый баллончик был! — я насупилась, что он не верит в меня.
— Я когда приехал, чуть со смеху не помер, Виола. Ты на одном верхом скакала, второй в отключке, третий пытается тебя отлепить от воющего буйвола. Чуть без глаз не оставила. Ладно, я сказал, что ты у нас «таво», наблюдаешься у психиатра.
