Диана сидит пришибленная в приемной, карябая на листке заявление на увольнение, бубня что-то себе под нос.
— Нет! — выдергиваю прямо из-под «ручки», которая чертит полосу дальше по листку, переходя на стол. — Пока положенный срок не отработаешь, никуда не уйдешь! — рву бумагу на кусочки и кидаю в мусорную корзину.
«Мне еще тебя пытать, насчет Царского», — но этого вслух не произнесла. Блондинка вжала голову в плечи. За моей спиной возвышается Семенов. Рожа суровая с похмелья, глаза красные и злые.
— Аэ-э-э-а. Сколько надо отработать? — пищит Диана, пойдя на торг.
Глазенки бегают, не зная, за что зацепиться и где найти поддержки. Видимо, в ее мозгу лампочка все же вспыхнула.
— Роман Царский меня обратно зовет, — прикусывает губу. Понятно, что сочиняет на ходу.
Мы с Борей переглядываемся. Нам предельно ясно, что выпускать ее сейчас нельзя, все растреплет и доложит Роману. Захожу с козырей.
— Диан, я слышала тебя с подружкой, как вы в туалете моего…
На слове «моего» спотыкаюсь. Кашлянув, продолжаю.
— Вы спорили на Павла, — давлю взглядом. — Ты, Дианочка, получается, вот это красивое колечко проиграла, и еще клубную карту. Неужели сдалась? Не любишь по-жесткому? А ведь могу всем растрепать «по секрету». Никто после такой славушки тебя на работу не возьмет. Кому сдалась подстилка, бегающая от одного директора к другому? Не пожелают своих жен расстраивать…
— Ия-я-я-я, — у нее видок сейчас, как у кошки, застигнутой за воровством котлет.
— Кофе нам принеси! — гаркнул Семенов, аж стены дрогнули, и, подхватив меня под руку, потащил в директорский кабинет.
— Ты страшная женщина, Виола! — ходит туда-сюда, тропу уже вытоптал. — Как?! Как можно до такого додуматься?! А если тут замешан Царский? Ему выгодно вас разделить и выкупить доли от бизнеса. Понимаешь? У тебя и у Пашки по тридцать пять процентов. У Романа — тридцать. Если он получит твой пакет или Гаврилова, то с шестьюдесятью пятью процентами станет генеральным владельцем. Он может единолично принимать ключевые вопросы без твоего участия. Виолка — это будет жопа! Большая такая жо-па, если ты ничего не предпримешь! У Пашки и до этого весь мозг стек в семяразбрызгиватель, а после того, как ты его лампой… Да еще и пошлешь куда подальше…
— Боря, сядь уже! У меня голова от тебя кругом! Я так шею себе сверну. Хватит истерить, как баба!
Осторожный скреб в дверь. Мы и забыли, что Диана должна кофе принести. В два прыжка Семенов оказывается у входа и принимает из рук секретарши две чашки, тут же захлопывая дверь перед ее любопытным носом.
— Не буду пить, — отодвигаю от себя кофе, который передо мной поставил Боря. — Отравит еще. Тебя послушать, так тут целый заговор — тайны мадридского двора! — махнула рукой в сторону приемной.
— Надо бы еще раз на прослушку проверить, — он, казалось, меня не слышит совсем. В Пинкертона решил поиграть. Забегал по углам, под стол зачем-то полез. Нагибаюсь тоже вниз, заглядывая — «чего он там ползает».
— Борь? У нас адекватных в фирме совсем не осталось, да?
Под столом светятся глаза. Боря прикладывает указательный палец к губам: «тс-с-с!». Потом тычет на что-то маленькое, круглое, с двумя проводочками-усиками. Осторожно тоже сползаю вниз. Отодвигаю стул и лезу на карачках к нему поближе, хочу тоже посмотреть штуковину.
— Не знаю, Роман Сергеевич! Только что в кабинете были, — мы замираем под столом с выпученными глазами.
