В теплой столовой за горячим супом и котлетой местные летчики не сводили глаз с его Красной Звезды на гимнастерке. Эта награда была точным признаком участия в войне в Испании. В общих чертах все было так, как ему и представлялось. Сначала Николаевск-на-Амуре, а потом северный Сахалин. Проект полета был гражданский, а он еще более волнительный, чем военный. Вылет завтра в 10 часов, прогноз погоды благоприятный, его потолок полета от 500 до 1500 метров, маршрут по местным ориентирам и, конечно, компасу и карте. Сложность была в том, что полная заправка давала 800 км расстояния, а покрыть надо было 650 км, так что отворачивания и загибы надо было свести к минимуму, учитывая еще и увеличенный расход топлива в таких морозных местах. Прибыть к месту назначения он должен был не меньше, чем за четыре часа, то есть к самому обеду. Там его уже ждали с пельменями из калуги.
Отоспавшись за неделю в поезде, Иван долго не мог уснуть, понимая, что за ним там следят из Москвы, и его возвращение в бомбардировочную авиацию во многом будет определяться вот этими, совсем не военными, перелетами, которые были очень нужны бурно развивающимся дальневосточным регионам.
Утро точно повторило вчерашнюю картину морозом, легким туманом и безветрием. Обмундирование село как надо и даже чуть с запасом под свободу движения. А волчьи унты – то было вообще нечто. Гражданских летчиков в таких условиях явно не обижали, если в дорогу сунули еще пачку печенья и плитку шоколада «Красный Октябрь». Провожали в дорогу человек восемь, в основном молодые летчики и механики. Самолет вручную развернули, Иван дал обороты, он поскользил по снежному насту, примерно метров через 350 оторвался от земли и, покачав крыльями, полетел по руслу Амура, который, как диковинный змей, извивался к северо-востоку, к Татарскому проливу. Термос с каким-то пахучим, явно не пролетарским чаем, да еще сдобренный брусникой, стоял рядом. Солнце светило ярко, но не грело. Ваня был в приподнятом, можно сказать, даже бойком настроении. Р-5 считался хоть и мелким, а бомбардировщиком. Но сейчас он летел не бомбить, а прокладывать новые маршруты по своей стране. Все вокруг блистало серебром: и земля внизу, и редкие облака, и даже ледяной воздух внизу казался видимым. А то, что по этим разведанным маршрутам погонят этапы каторжников, – Ваня считал, что это его не касается. Он просто солдат и его дело – верой и правдой служить. Так он думал тогда, на высоте 1000 метров над пустынной и дикой территорией, которая тоже была его страной. А что и те, кто будет его встречать, и те, кто готовит праздничный обед, тоже в большинстве своем вынужденные переселенцы, а не романтики больших странствий, он знать не мог.
* * *
Не имея возможности ни изменить свою судьбу, ни распорядиться ей, дети, попавшие в водоворот социальных катаклизмов, оказались самыми бесправными жертвами. Многие были лишены детства, радости, своих настоящих имен и дат рождений, а зачастую – и жизни. Неделю как тихо-тихо в своем углу умерла слепая бабушка, но схоронить ее по христианским обычаям было некому. Мама настолько ослабела, что даже в свое рванье самостоятельно не могла облачиться. Машенька до того исхудала, что шаталась при каждом шаге. Она носила маме водички, когда та просила и когда не просила. В этом доме уже давно не было не то, что куска хлеба, но даже свекольных и картофельных очисток. Голод, как чудовище, зажевывал своих жертв. А ведь у них когда-то и школа была, Машенька туда ходила учиться грамоте, а сейчас от голода она уже плохо соображала. Ей казалось, что за окном весна, и скоро у нее день рождения, а его вроде как и не было, а вот день смерти скребся в двери.
