Похоронка уже через неделю пришла в ФЗУ, ее показали Машеньке. Она добралась до Варвары, села на свою кушетку, а встать уже не смогла, у нее отказали ноги, и речь превратилась в несвязный набор звуков.
* * *
16 ноября, в день гибели Ванечки, на аэродром в Андреаполе, что рядом с Тверью, заходил на посадку бомбардировщик. Он садился на заправку и бомбовую загрузку, чтобы лететь на Берлин с особым заданием. До Берлина было расстояние в 1500 км ночного неба, и он рассчитывал в самый-самый ранний час найти фашистское логово, сбросить бомбы и как-то прибыть оттуда живым. Никто не верил, что оттуда можно вернуться, а потому ему отводилась роль смертника. Он полетел, найдя то, что искал, как только небо начало сереть. 26-летний русский парень скинул бомбы на главарей рейха, возомнивших себя богами, и он вернулся, несмотря на все прогнозы, за что и получил свою третью серебряную звезду. Но еще много прольется крови, прежде чем этих самопровозглашенных богов принудят каяться.
* * *
Уже начало этой зимы было ужасно холодным и метельным, метро не работало, трамваи не ходили. Варя где-то бегом, а где-то ползком добралась до больницы, где ее отправили в Центр акушерства и гинекологии, и она опять бежала и ползла. В этот институт Машеньку согласились взять при условии, что Варвара станет посуточно работать младшей санитаркой на самой грязной работе. Варя все время была рядом с Машенькой и, как могла, ухаживала за ней, а беременность ей не стали прерывать из страха, что она сама умрет, срок уже был сильно велик. А рядом с койкой было окошко, на котором бывали два голубка. Они днем сидели на карнизе и все время заглядывали в окошко, а ночью куда-то улетали. Машенька вместе с Варей выносила дитя, и в начале мая 1942-го года родился мальчик. Машенька попросила назвать его Ванечкой и тихо умерла. А голуби перестали прилетать на это окошко. Варя осталась одна, она была и бабушкой, и мамой, и ангелом-хранителем рядом с жизнью, которая только-только начала вдыхать воздух.
Еще в ноябре 1941-го года, когда Василий увез Варвару с Машей в больницу, он через день ушел в ополчение. А в дождливый день начала лета 1945-го года Варвара встречала его на перроне Белорусского вокзала. Это был уставший и постаревший солдат с двумя Орденами Славы и двумя медалями – «За оборону Москвы» и «За взятие Берлина». Они плакали, и даже по щекам маленького Ванечки текли то ли дождинки, то ли слезинки. А во дворе их дома так и стояла та старая лагерная тачка. Она стала предметом дворовых детских игр, так же, как и дырявое колесо от черного «воронка».
* * *
Да и тот серебряный шекель на самом деле никуда не делся. Все эти годы Варвара его хранила. Она была уверена, что этот металл связан с чем-то сокровенным и глубинным, спрятанным внутри нас. И это что-то при определенных условиях может раскрываться, а потом снова прятаться. Ее брат Ваня навоевал уже много звезд, и серебряных, и золотых, и обещал приехать погостить. Голуби опять ворковали под их окошком, а счастье – оно лишь с теми, кто нашел Царствие небесное внутри себя.
* * *
А вот тут уже свое серебро, столовое. В начале 50-х гг. XX века в СССР начался массовый выпуск изделий из столового серебра.
Изготавливали их методом штамповки, но это продолжалось недолго. Государство стало придерживать драгметаллы, и производители оставались без сырья. А то, что уже было изготовлено, быстро раскупалось населением, так как других способов вложения денег для сохранения их покупательской способности просто не было. Серебро стало кладом в каждой советской семье. Такой вот вклад появился и у них, где-то году в 1962-м, в виде набора из ложек и вилок в коробке с красным тряпочным подбоем. Их хранили в шкафчиках со стеклом, которые почему-то звали по-старушечьи «сервантом».
