Я есмь дверь… - страница 42



Но тут Иван почувствовал, что хорошо бы уже повернуть назад. Когда он пытался увеличить обороты, мотор как-то неявно, но подозрительно хрюкнул. Иван понимал, что означает этот сигнал на таких двигателях. Похоже, на свечах были не выставлены зазоры или не зачищены контакты, что было плохим знаком. Через несколько минут мотор хрюкнул два раза подряд и стал давать перебои, что грозило его остановкой. Надо было где-то парковаться и залезть в двигатель. Поломка была понятной, но только в воздухе неустранимой. Винт переставал в нужном режиме загребать воздух, и У-2 стал терять высоту.

За изгибом Чамбы, поблескивая на солнце гравием, открывалась коса. Безаварийно сесть на нее шансов было мало, но выбора еще меньше. Иван выключил двигатель и стал планировать. Половодье месяц как прошло, и вода упала. Дикая Ангара сосала воду из всех своих притоков, чтобы отнести ее к могучему Енисею. Обернуться назад у Ивана возможности, конечно, не было, но он чувствовал, что взгляд Ванька сверлит ему затылок. Если «Уточка» сразу ляжет на бок, то обязательно перевернется через голову, а если не влезет в полосу косы и зацепит колесом воду, то хвостом начнет разворачиваться вперед и переворот сделает через крыло.

Промах был смертельно опасен. И Иван попал в эту узкую полосу, самолет зарычал, затрещали стойки шасси, заскрипела фанера, запищали тряпки, но самолет выдержал и, недолго прокатившись, встал. Ванек похлопал Ивана по плечу и сунул под нос карту. И произнес странное слово «Фарингтон», было понятно, что так называется гора, что была справа. Координаты их были определены. Но Иван вдруг заметил другое, то, зачем они сюда прилетали: дальше по косе был раскидан еловый лапник, и он еще кое-где дымился. Этот лапник очень дымовитый, вот его-то и видели с бомбардировщика, и пожар этот был явно сотворен человеческими руками. Недалеко в слабом обличье дыма стояла фигура и махала руками, она то ли приглашала, то ли прогоняла.

* * *

За забором была натоптана дорожка, похоже, обслуга авиабазы пользовалась этим коротким путем до дома. Иван все знал о жизни Ванюшки по той причине, что все эти годы переписывался с ним. Тот оказался любителем писать письма, а Иван постепенно втянулся отвечать. Большим летчиком Ванек так и не стал, в 1939-м на Халхин-Голе был ранен и комиссован подчистую из авиации. Но, вернувшись домой, был восстановлен в своей должности, хоть и в гражданском статусе, сам летал на пожары в тайгу, хотя теперь уже и вторым номером. Свою красавицу «одноклассницу» он выгнал, она еще тогда не к маме уходила ночевать, а к завпроду аэродрома; мама ее тщательно прикрывала. Вот такая банальная история. Последние письма Ванек начинал со слов из песни «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд». В начале этого года его наградили орденом «Трудового Красного Знамени», он спас от стихии много живой природы. Вот таким был Ванек.

Двухэтажные бараки стояли ровными строчками. Они были из хорошей сибирской сосны и за те годы, что Иван их не видел, казалось, что и не обветшали. Иван постучал в знакомую дверь, но никто не ответил, тогда он вышел на крыльцо и присел на ступеньку. Мысли начали разбегаться в разные стороны, но шаги по тротуару заставили его оглянуться: чуть прихрамывая, к нему приближался Ванек. Он каким был, таким и остался, открытым и улыбчивым. Ваня почему-то ему не сообщил, что опять женился, завел двух девочек-близняшек и утром водил их в ясельки. Жена у него сегодня дежурит на метеостанции в ночь, но скоро уже будет. Он как всегда выглядел счастливым и сразу начал с того, что, когда вдруг чуть светвсе вокруг засветилось и загудело, он сразу почему-то о нем подумал.