Мы тихо рассмеялись. Сегодня ночью точно не удастся побыть вдвоем. Чуткий слух Каина не позволит уединиться; он неоднократно вмешивался, врываясь ко мне в спальню и при более невинных занятиях. Романтичный настрой был развеян внезапным жалобным мявком.
Мы с Кори синхронно повернулись и увидели, что Фауст сердито тряс за шкирку Кито. Крупный – размером с подушку – котенок недовольно прижимал ушки к голове и шипел.
– Это еще что? – возмутилась я. – Отпустил живо, хулиган.
– Но он грыз твои цветы! – возмутился приемыш. – А когда я попробовал остановить его, укусил меня!
– Неважно! Ты ударил маленького!
– Ты не имеешь права его наказывать, – мягко добавил лекарь.
– А меня вы за это наказывали! – обиженно выкрикнул Фауст, отпуская брата, и, размазывая злые слезы по щекам, убежал к себе. Наверху громко хлопнула дверь. Кито, мгновенно забывший о трепке, продолжил попытки укусить клацающую бутоном Молиарис. К конфликтам он относился философски.
Мы с Кориандром переглянулись.
8. 7
– Кто пойдет утешать?
Вздохнула:
– Это я его обидела. А ты пока переставь старушку Мо повыше. В этой битве у нее нет шансов.
Фауст сидел на шкафу в своей спальне, обиженно повернувшись ко входу спиной. Круглые ушки подрагивали. Постучав кулаком в дверной косяк, я спросила:
– Можно войти?
Он что-то недовольно пробурчал.
– Посчитаю это за положительный ответ, – осторожно проскользнула внутрь, стараясь не наступить на разбросанные по полу игрушки. – Спустишься ко мне? Я хочу поговорить.
Снова бурчание.
– Что?
– Ты меня больше не любишь. Ты любишь этих…Только на них смотришь, весь день хвалишь и восхищаешься.
Я моргнула. Затем не сдержалась и громко, на весь этаж расхохоталась. Мальчишка вздрогнул, повернулся ко мне – на милой мордашке появилось недоумение.
– Прости-прости, – утерла выступившие на глаза слезы. – Это было весьма невежливо, но сейчас ты так напомнил мне своих дядь. Они ведь говорят теми же словами!
– Они глупые. Папа их едва терпит.
– Но терпит же.
Я помогла сыну слезть и огладила взъерошенную головку. Такой милый. Прошло совсем немного времени, а Фауст уже утратил детскую припухлость, и в его вытянувшейся угловатой фигурке угадывалась будущая мощь. Не только тройняшки быстро росли.
В Диком мире нельзя было долго оставаться ребенком.
– Все только и говорят, что о замечательных альфах. А обо мне скоро забудут. Я... я ведь даже не родной тебе, – прошептал сын.
– Помнишь, я рассказывала, что меня воспитала женщина, не являвшаяся мне изначально матерью? – короткий кивок. – Но она смогла ею стать. А настоящая мать никогда не станет выбирать любимчиков. Она дорожит всеми одинаково.
– Правда?
Неохотно призналась:
– Я раньше тоже ревновала. К Олегу, ее родному сыну. И зря, ведь Олежа стал моим лучшим другом, как только мы нашли общий язык. Не стоит создавать врагов там, где можешь обрести союзников. Считай, что вместе с тройняшками у тебя появилось еще три человека, которые всегда будут любить тебя…
– А они любят?
– Конечно. Они же твои братья.
– Но они даже не разговаривают. Только пищат и писают везде.
– Тогда гордись, что лично ты так не делаешь!
Я заметила неуверенную улыбку на губах сына и с умилением завалила его на кровать, начав щекотать. Мальчишка визжал от восторга, дрыгая тонкими сильными ногами. Я прижала его к себе. А ведь правда. Большая семья требует столько усилий, но ведь и взамен ты получаешь больше: любви, внимания, заботы…
