Я и рыжий сепар - страница 5

– Так он нас для поддержания легенды и бороды заставил отрастить, – добавляет Воха, кивая на Моторолу: – Как-никак, они в бинокль наблюдают за нами, а с длинной бородой любого можно за чеченца принять.

– Для того чтобы полного соответствия добиться, – смеется полевой командир, – я ребят из своей группы, когда мы выходили кошмарить украинские блокпосты, перед выстрелом из РПГ, например, заставлял кричать «Аллах акбар!!!». Сначала пацаны неохотно это делали, но потом я назначил премиальные: выдавал особо голосистым дополнительный боекомплект. С боеприпасами дефицит, двадцать пятые ВОГи для подствольных гранатометов вообще на вес золота. А бойцы у нас не любят экономить, хлебом не корми дай пострелять. Ну а у меня, как у командира группы, дополнительные запасы есть.

– А сейчас почему Муцураева не ставишь? – спрашиваю.

– В штабе джихадить запретили, – не без сожаления констатирует Воха.

– «Джихадить»?

– Ну мы так свои диверсионные вылазки называли. Но теперь командование считает, что чувства верующих можем оскорбить, – расшифровывает слова Вохи командир, – так что намаз с Муцураевым под запретом. Да и вылазки тоже… Полностью переключились на оборону. Ну вот бороды брить нас никто не заставит. – Моторола окидывает подчиненных ехидным взглядом. Не у всех борода выглядит аккуратно, у кого-то она растет смешными клочками. Да и сам командир не может похвастаться густой «лопатой». Рыжий пух хаотично усеял его подбородок, но отступать Моторола не намерен: – Мы с ребятами из моего отряда поклялись друг другу, что побреемся, только когда война закончится. В день победы!

Местный завхоз собрал нам пакет с продуктами – для семьи, которая живет на нижней улице. Как выяснится чуть позже – прямо на линии огня. Грузимся в «аутлендер», Воха опять ведет джип замысловатыми зигзагами.

Обычный деревенский дом. Жена с мужем, двое детей, больная бабушка. Продукты пришлись кстати.

– Чего же, – спрашиваю, – вы не уезжаете?

– Да некуда ехать… – слегка флегматично отвечает женщина.

– А как же обстрелы?

– Прячемся целый день в подвале…

Понимаю, что ее нездоровая отстраненность – следствие перманентного шока. Двое малышей – Антон счастливо повисает на ополченце, четырехлетняя Вера тоже улыбается в коляске. Вот только взгляд у нее чересчур умиротворенный. Девочка тяжелобольна, у нее врожденная микроцефалия. Не говорит и почти не слышит.

– Поэтому и обстрелы ей не страшны, – объясняет мать.

– Мы предлагали их эвакуировать, – докладывает Мотороле рядовой, который сопровождал нас к дому, – но в Славянске им негде остановиться, жить беженцами не хотят, здесь, говорят, хотя бы своя крыша над головой есть.

– Да, я в курсе… Тут вчера ребята из «Комсомолки» были – Коц и Стешин, они обещали найти мецената, чтобы обеспечил жильем в России и работой. Думаю, со дня на день вывезем… Вот по кому эти суки стреляют? – риторически обращается ко мне Моторола. – Ты видишь где-нибудь тут поблизости штаб ополченский или точку огневую?

Демонстративно оглядываюсь. Конечно же ни штабов, ни огневых точек в обозримом пространстве нет. Моторола недвусмысленно намекает, что у него полно дел и наше путешествие окончено. Я отказываюсь возвращаться в гостиницу.

– Ладно, – соглашается, – пойдем, я тебя с пацанами на передке познакомлю. Потусуешься с ними. Воха, поехали к Викингу на позиции.

Когда я выезжал в Славянск, думал, встречу здесь «зеленых человечков» – таких же, что в одно мгновение появились в Крыму, как опята после дождя выросли вокруг каждого мало-мальски административного пня. То есть, попросту говоря, российскую спецуру в масках, десантников, ну и бог знает кого еще из военных закромов нашей родины. Запрыгнув в первый же окоп на линии соприкосновения с ВСУ, я, мягко говоря, опешил.