– А разве «Карл» пишется не через К? – выговорил Тома с полным ртом.
Патрик поднял голову и повернулся к напарнику.
– Вообще-то, да, но этого парня зовут Харл, – ответил он.
Де Алмейда запил последнюю булочку добрым глотком содовой и мотнул подбородком в сторону замедлявшей ход машины.
– Это, случайно, не Монсо с Павловски?
– Точно, они, – подтвердил Гора, чуть наклонившись в сторону, чтобы лучше рассмотреть.
– Перерыв закончен, – объявил Тома, смяв бумажный пакет с жирными пятнами и бросив его на пол машины к ногам Патрика.
Тот порадовался, что это не его автомобиль.
Дом номер тринадцать по улице Андре Терье нависал над входом всеми десятью этажами; фасад, заросший диким виноградом, придавал ему определенное очарование. Жандармы зашли в просторный вестибюль, чья лаконичная архитектура и декор не менялись со времени его постройки в шестидесятые годы, и поднялись на четвертый этаж.
Для Максима и Бориса было уже не внове, что никто не отозвался на их звонки и призывы, а потому дверь быстро взломали.
Внутри им в нос ударил затхлый запах. Похоже, квартиру не проветривали десятилетиями.
Предвосхищая просьбу напарника, Павловски с самым серьезным видом повернулся к нему.
– Максим, – спокойно произнес он, – сейчас нет времени на твои… методы. Нас четверо, быстро собираем первые данные, вызываем криминалистов и возвращаемся в бригаду. Часики тикают, а у нас практически ничего нет.
Ком в желудке молодого человека, прочно обосновавшийся там с самого утра, снова дал о себе знать. Он был разочарован, ему бы хотелось обследовать квартиру с закрытыми глазами, чтобы уловить все звуки и запахи, но Гора и де Алмейда, уже в латексных перчатках, перерывали комнаты, действуя, как пара слонов в посудной лавке.
Место производило унылое впечатление; везде было пусто, только у входа стояло старое, запыленное фортепиано, да в спальне был брошен наискосок с полным пренебрежением к законам симметрии пожелтевший матрас невнятного возраста.
Все стекла были заделаны самоклеящейся фольгой. Единственная приметная деталь квартиры обнаружилась в кухне, где на кафельном полу зеленоватых тонов возвышалась гора консервных банок из-под чечевицы по-провансальски.
В конечном счете Борис, возможно, был прав: этот обыск не принес бы ничего существенного. Скорее всего, в бригаде им найдется занятие поважнее.
На обратной дороге напарники не обменялись ни словом. Павловски сосредоточился на дороге, а Максим составлял в уме скудный перечень данных, которые им удалось раздобыть. Непонятно, что может сработать, когда он станет задавать вопросы неизвестному и постарается привести достаточно веские доводы, чтобы понаблюдать за его реакцией. На данный момент у него не было ничего или почти ничего.
И только когда они подъехали к зданию бригады, Максим решил нарушить молчание.
– Мне хотелось бы допросить нашего парня, оценить его и заставить защищаться, – заявил он.
– Так и сделаем, – отозвался Борис, на ходу поворачиваясь к собеседнику. – Эмма говорила мне, что ты в этом спец.
– Да, название моей специализации звучит немного помпезно: я синерголог.
Борис вскинул брови:
– И что за этим стоит?
– Наука о невербальном языке, – пояснил Максим.
– Как это – невербальный язык? – удивился Павловски.
– Ну да. Следует знать, что коммуникация между человеческими существами осуществляется не только на словах. Кстати, на долю речи приходится не более десяти процентов информации.
