– …а-а-апчхи-и! А-а-а-а-а-а…
– Кто там?!
– Девочка!
Марина увидела смуглое сморщенное тельце, длинные, почти черные, прилипшие к маленькой черепушке волосики, и первыми словами в ее новом мире были:
– Копия папаши…
Пока Маринку зашивали, девочку помыли, взвесили – три триста, измерили – пятьдесят два. Абсолютно здорова. Восемь баллов из десяти по какой-то специальной шкале. Через сорок минут дочку положили Марине на живот. Лялька кряхтела, морщилась и ловила ртом воздух.
– Титьку ищет? – спросила Марина туда-сюда бегающую медсестру.
– Давай попробуй ее покормить!
– Да чем?
– Давай не спорь.
Дочку приложили к груди. Девочка со знанием дела крепко обхватила сосок. Все! С этого момента Марина поняла, что мир вокруг иной. Что так, как было раньше, уже не будет никогда. Запах молока, чистых пеленок, детской кожи, каких-то мазей тревожил и возбуждал радость одновременно. Умиротворение свернулось комочком в солнечном сплетении, сердце билось ровно и спокойно. А на груди, мирно посапывая, лежало земное Маринкино счастье. Машка спала своим первым, с мамой, сном.
***
– Маринка, смотри! Мужик какой чудной! С псом и биноклем! – соседки по палате глазели в окно, ожидая очередного кормления новорожденных. – К кому, интересно, он пришел? Глянь!
Марина медленно встала с кровати и подошла к окну. Под окнами стоял Вовчик, в одной руке он держал поводок, с которого пыталась вырваться радостная Патриция, в другой – здоровенный армейский бинокль, рассматривая все окна по порядку.
– Это мое чудо, – Марина помахала рукой.
– Вот это да! Марин, он что у тебя, военный? Статный такой, с биноклем!
– Ага, компьютерный генерал, – Марина улыбалась, забыв все передряги и обиды. Все будет хорошо. Все будет по-другому. Она поднесла дочку к окну, держа ее столбиком. Вова помахал рукой. Все. Прошла первая встреча ближайших родственников.
Их выписали на третий день. Девчонки из палаты расстроились. Марина подкармливала еще двух деток, потому что у их мамочек не было молока. Куда девать свое, Маринка не знала. Молока было так много, что его приходилось сцеживать прямо в умывальник, чтобы не разнесло грудь. Жаль добро, да что делать.
Вовка не встречал. Приехали мать с отцом, поехали в дом к родителям.
– А где этот? – Марина надеялась увидеть любящего папашу.
– Не звонил, да насрать на него, – Тамара Николаевна выглядела замотанной и до предела уставшей, – держи давай девку-то! Руку под головку! Да крепче, не наклоняй так!
– Мать, не начинай, – Иван Иванович и так все время нервничал за рулем, тут еще Тамара опять заводится.
– Слышь, ты, рули давай молча! Я троих вырастила, учить меня будете?
– Да кто тебя учит? Что опять завелась? Едем тихо, и ты молчи!
– А ты мне рот не затыкай! На дорогу вон смотри!
– Мам, ну хватит уже, правда. Дите же на руках! Чего завелась?
– Ну ничего-о, попросите меня! Помогу! Хрен вам в зубы, а не помощь! – недооцененная, как всегда, Тамарочка в обиде поджала губы, отвернулась от всех и уставилась, ничего не видя, в запотевшее окно. Доехали молча.
Дома их встретила радостная Лилька. Она крутилась вокруг двоюродной сестрички, пытаясь потрогать ее пальчики, погладить головку, поцеловать.
– Куда морду суешь грязную? – Тамара Николаевна шуганула Лильку. – Иди руки вымой поганые!
– Мама, ну ты что, в самом деле? – Марина с досадой посмотрела на мать.
– Неизвестно, где шарилась ими, и к ребенку лезет! Уйди, говорю! Занесешь заразу!
