− А Зинаида Никоновна точно любит платки? – и в голосе моего жениха сквозило недоверие.
− Точно любит, − иначе бы я не настояла на таком подарке.
Мне хотелось, чтобы у Виктора хотя был призрачный шанс завоевать хоть какое-то положительное чувство со стороны моей бабушки и намекнула про подарок для бабушки. А она у меня любила красивые платки. Куда она их складывала я знала, в деревянный сундук, а вот куда девала потом, потому что тот давно бы перестал вмещать в себя еще хоть один платок – понятия не имела. Но носила она их крайне редко, по праздникам только накидывала на плечи с бахромой.
Когда машина Виктора притормозила около деревянного дома бабушки, солнце уже скрылось за горизонтом, как стеснительная девушка на выданье. Стоило мне только выйти на улицу и размять затекшее тело, как тут же послышались шаги, и открылась дверь, будто бабушка стояла на шухере и только и ждала звука подъехавшей машины к её воротам.
− Внученька! – радостно воскликнула бабушка и весьма шустро поспешила ко мне, не смотря на свой почтенный возраст, раскрывая свои руки для объятия. – Дождалась! Приехала, наконец-то!
Наобнимавшись, нацеловавшись и повертев меня из стороны в сторону, проверяя, не похудела ли я в своём городе, она обратила внимание на Виктора, который не мешал нашей встрече. Лицо пожилого человека тут же сделалось серьезным.
− И тебе здравствуй, Витя, − поприветствовала бабушка моего жениха, но по её лицу было понятно, что она предпочла бы не видеть его. – Как доехали?
− Здравствуйте, Зинаида Никоновна. Хорошо доехали, с вашими молитвами, − топчась на одном месте и не зная, что делать, ответил он, на этот раз не морщась от того, что бабушка обратилась к нему по имени, который он терпеть не мог.
− Пройдёмте в дом, ужин стынет, − и, взяв меня за руки, бабушка потащила за собой. Виктор остался, чтобы занести наши вещи в дом.
Только вступив в бревенчатое строение, где я провела всё своё детство и юность, я полной грудью вдохнула родной запах. Пахло хлебом, травами и… Любовью…
Провела рукой по родным стенам, будто получала её энергию, выдернула травинку сухого мха.
− По рукам дам, − тут же услышала со спины голос бабушки, где сквозили нотки довольства и смеха.
Тут же вспомнила, как бабушка укладывала меня спать к стене, а я лежала и вначале водила пальцем по узорам ковра, что висел на стене, а затем перебиралась на мох между бревнами и начинала их выдергивать по одному. За такое даже прилетело однажды. Потом бабушка брала меня в лес выдергивать мох: после моих издевательств к зиме нужно было утеплять дом. В самые сильные морозы и ветра тепло из дома продувало, чуть ли не напрочь. И я помню, как мне тогда понравилось гулять по мху, как в нём утопали мои ноги, как по длинному ворсу ковра, какой он был мягкий. И мокрый. Пока из леса доезжали до дома, вода всю дорогу лилась из тележки.
− Больше не буду, − развернулась я в сторону родственницы и мы дружно рассмеялись.
− Так и не избавилась от дурной привычки, − покачала головой бабушка, улыбаясь. В её голосе не было ни капли осуждения или ещё чего-либо. – А этот-то надолго к нам? – и она указала головой в сторону двери, намекая на Виктора.
− Ты же не собираешься выгонять его? – поинтересовалась я, следя за реакцией родственницы.
− За кого ты меня принимаешь? – воскликнула она возмущённо. Вот тут уже бабушка приняла обиженный вид. На меня.
