Здесь необходимо пояснить, что Осип был самым нелюдимым бойцом в их части и никогда не рассказывал о себе. Все с огромным вниманием взглянули на него. Осип Моисеевич печальным голосом произнёс:
«Понимаешь, так уж вышло в жизни моей, что остался я круглой сиротой в самом младенчестве. Родителей своих совершенно не помню. Воспитала меня тётка, которая перед самой германской войной померла. А жениться я не успел. Так что, возвращаться мне не к кому, так как с дальними своими родственниками я никогда не общался».
Здесь ретивый красноармеец как-то машинально махнул рукой и печально проговорил:
«Ну, с тобой всё понятно. Видно, ошибался я в тебе, считая преданным революции сознательным красноармейцем. Ну и оставайся, записывайся в старообрядцы и отсиживайся, пока другие кровь за тебя проливать будут. Совести революционной в тебе ни на грош».
Общинный староста очень переживал. Он ещё не до конца оценил обстановку и не знал, чью сторону займёт третий, молчавший до сих пор красноармеец. Получалось, что именно от него зависело, кто победит в этом «соревновании». Поэтому, староста, как бы незаметно, посматривал в его сторону. Но в этот самый момент произошло именно то, чего он с таким нетерпением и тревогой ожидал. Этот третий красноармеец, которого звали Степаном, сидевший немного в стороне, резко встал и, набираясь смелости, глубоко вздохнул и приготовился говорить. Все в ожидании сразу же притихли и молча уставились на него, затаив дыхание. Присутствующие понимали, что именно сейчас решится судьба не только красноармейцев, но, вполне возможно, и всей старообрядческой общины.
Степан, поднявшись и с некоторым беспокойством взглянув в сторону ретивого красноармейца, с огромным волнением проговорил:
«Я полностью согласен с Осипом Моисеевичем» – а, затем, уже напрямую обращаясь к ретивому красноармейцу и, признавая его командирское старшинство (он и был их неофициальным командиром) добавил:
«Ты, Афанасий, как хочешь. Тебя мы не держим. Можешь, если желаешь, и в одиночку отсюда уходить и добираться до своих. А мы с Осипом здесь остаёмся, и это с точностью решено».
Этой убедительной фразой, «это с точностью решено», бывший боец Красной Армии, как бы подвёл полный итог своему небольшому, но, как он считал, ответственному выступлению.
В избе снова воцарилось молчание. Теперь все с огромным нетерпением ожидали ответа Афанасия, так, оказывается, звали ретивого красноармейца. Все понимали, что Афанасию очень нелегко решиться на какой- либо конкретный ответ, потому что, в данном случае, от него как раз и требовался именно конкретный ответ, без всяких там недоговорок, намёков и тому подобное.
Поэтому присутствующие на сходке, как односельчане, так и двое бывших красноармейцев, ставших с данной минуты такими же односельчанами, не торопили его и были готовы принять любое его решение. Наконец, минуты через две, Афанасий слегка приподнялся со своей не очень удобной табуретки и довольно тихо пробормотал. Он пробормотал одну-единственную знаковую фразу:
«Хорошо, я тоже остаюсь здесь».
Все готовы были зааплодировать, хотя, естественно, сдержали свой благородный порыв. Общинники и бывшие красноармейцы прекрасно поняли, каких трудов стоило Афанасию принять такое сложное для него решение. Действительно, далеко не глупым и очень хитрым был этот малограмотный человек. Несмотря на молодость, уже немало повоевавший, он кое-что в жизни понимал. Понял, видимо, он, что иного выхода в данной ситуации, у всех троих просто нет, что не поверят красные комиссары ни единому их слову. А в руки белых или зелёных ему, тем более, попадать никак не хотелось. Поэтому, он решил «не рубить с плеча», не торопясь осмотреться, а, затем, действовать по обстоятельствам. И, как правильно догадался заместитель старосты, Афанасий, осознав, что в данный момент ему «обчество» не одолеть, только ловко притворился смирившимся. На самом же деле его лютая ненависть к староверам никуда не делась, а, наоборот, усилилась.
