Папка лежал на спине и продолжал сюсюкать неведомые слова, Лару он даже не заметил.
Надо бы его по-быстрому доставить домой. Справится ли? Придется! Лара шагнула к родителю и потянулась поднять его, но резко остановилась. Мать ведь грозилась убить отца, обещала утром: «Лично ему голову топором снесу!»
Лара поежилась. Мама явно не шутила, курам вон как лихо верхушки сносит.
Ну нет, разве она может с папой так поступить, людей ведь не убивают. С другой стороны, мать его за человека не считает, козлом и крокодилом называет… да и в ярости она способна на многое. Притащит Лара пьяного папу домой, положит мама его голову на пень как куриную, да и рубанет с плеча. А батя даже защититься не попытается в таком плачевном состоянии.
Лару морозило, озноб пробегал по спине.
Нет, пусть лучше папка спокойно полежит на траве, в себя придет. Погода сегодня жаркая, ничего не случится. Место тут людное, рано или поздно кто-нибудь его найдет, домой приведет. Мать перед чужими скандал закатывать не станет, нельзя ведь сор выносить из избы. Так батя и выживет. Пожалуй, Ларе не следует рассказывать маме, что папу видала.
Лара отошла от отца и широким шагом побежала домой.
– Где тебя черти носят?! Прибила бы… Не ребенок, а сплошные проблемы, – добродушно приветствовала мать и полезла в сумку.
– Что это? Ржаной? Я тебя «Окского» просила купить, бестолочь! – возмутилась она, вытащив буханку.
Тима громко загоготал.
– Не было, только ржаной и «Дарницкий» привезли, – объяснила Лара.
– Так взяла бы «Дарницкий», тупорылая. Жри эту сырую кислятину теперь. Спасибо сестре скажите! – обратилась мама к братьям – Тима задиристо улыбнулся.
– Ладно, некогда даже наказать тебя. Одевай спортивки, в лес пойдем, черники пособираем.
Родительница оставила остальных детей дома и закрыла их на замок, велев Тимофею смотреть за Касей.
Лара удалялась от дома и нервничала. Что, если папу приведут, а дом закрыт? Куда его денут? Может, догадаются на крыльце оставить. А вдруг – нет?
Мама бежала, летела, парила над дорогой дикой ланью. Лара едва поспевала вослед. Внезапно мать затормозила и окликнула пожилую соседку, выходящую из калитки впереди по улице:
– Баба Маня, день добрый! Пустые ведра у тебя, что ли?
– Пустые, милая.
– Обожди тогда, мы пройдем. Или беду мне решила накликать? – грозно спросила мама.
– Что ты, Людмила?! Идите с Богом. Постою я, спешки нет. – Старушка поправила белый платок на голове.
– Хорошо тебе, а я как савраска проклятая ношусь день-деньской, – пожаловалась мимоходом мать.
– Так у тебя и детей скок? – поддержала ее баба Маня, – А я со взрослым сыном живу.
– И то правда!
– Я своих-то ужо отвоспитывала. Четверо вон по городам разъехались, семьи основали, работают. Последнего вот никак пристроить в руки надежные не получается. Уж каких невест ему сватали, а он не хочет от матери уходить.
– Что сам сын-то, Степаныч, думает? – поинтересовалась мама.
– Ничего он не думает. Пьет окаянный и вещи из дому тащит. Давеча кастрюля новую эмалированную на шесть литров унес, я ее для варений берегла. – Грустно вздохнула баба Маня.
– Руки бы им поотрубать за дела такие, – гневно выпалила мать, – Вместе с моим в прошлую пятницу телевизор пропили.
– Ох, устала я от проделок сына. – Покачала головой мамина собеседница. – Мечтаю, скорее бы в могилу лечь, отдохнуть на том свете.
Мама потерла подбородок и, прищурившись, спросила:
