– Много ли самогона Степаныч нагнал последний раз?
– Много, милая, – печально вздохнув, ответила старушка, – Вчерась цельный день бражку перегонял.
– Что же вы ему позволяете? – укоризненно вопросила мама.
– Не могу я его обидеть, дитя ведь мое. Ежели запрещу, в другом месте будут варить, – оправдалась баба Маня.
– Сколько лет сыну-то набежало?
– Так тридцать ужо.
– Всего на три года младше нас с Витькой, – удивилась мать, – А у меня четверо по лавкам…
– То-то и оно, Людочка. Тридцатник, а жениться не желает, бабку внуками порадовать, – посетовала старушка.
– У тебя ведь городских полно? – с подозрением в голосе произнесла мать.
– Далече они. Привезут на недельку, я едва имя запомню, и увезут.
– Ладно, баба Маня, время не терпит, побежали мы. Здоровья вам! – пожелала мама.
– Пока, милочки.
– Подумай всё-таки Степанычу запретить гнать самогон, – призвала мать.
– Каждый день о том думаю, родная, – не смутившись, ответила старушка.
Родительница снова погнала как на пожар. Когда прошли следующий по улице дом и удалились на достаточное расстояние от бабы Мани, мама остановилась и грозно произнесла:
– Карга старая, развела притон. Продает самогон из-под полы и богатеет. Мужики спиваются, семьи рушатся, а ей и дела нет. Со стороны поглядишь – божий одуванчик, а внутри дьявол сидит. Чтоб они там напились да прирезали бабку по пьянке, хоть грех перестанет разводить да сыну жизнь портить.
До лесочка домчались за пять минут. Мама выдала Ларе трехлитровый эмалированный бидон.
– От двухствольной сосны далеко не уходи, держи ее в поле зрения. Собирай тут. Я тебя через час найду, – велела мама и юркнула за пригорок.
Лара спокойно обирала кусты, основательно, стараясь не пропускать ни чернички. Она любила ягодничать. Тишина, никто не кричит, за руки не хватает. Можно гулять по лесу, наслаждаться одиночеством и приторно-сладким запахом багульника.
Иногда проносилась тревожная мысль: как папка, не случилось ли чего? Лара замирала, выдыхала, хваталась за новый куст.
Время пролетело быстро. Мать появилась внезапно, Лара аж вздрогнула от неожиданности. В руках родительница держала полную до краев трехлитровую стеклянную банку черники.
– Покажи, сколько у тебя? – Мама заглянула внутрь бидончика.
– Лишь половина?! – удивилась она, – Чем ты занималась?! Ворон считала?
– Они тут не летали, – отрапортовала Лара.
– Дубина стоеросовая! Ворон считать, значить, отвлекаться.
– Я всё время ягоды собирала, никуда не отвлекалась, – уверила маму Лара.
– До чего медлительная… – Осуждающе покачала головой мать. – Ладно, побежали домой. Мож, батька ваш соизволил вернуться.
Мама сорвалась с места. Лара, задыхаясь, неслась за ней. Дома ли папка, вдруг с ним беда случилась? Зачем она только оставила батю одного?!
Через десять минут после возвращения с леса на веранде раздался грохот, в дверь сильно постучали.
– Открыто. Заходите! – пригласила мать.
Два неизвестных Ларе огромных мужчины ввалились в прихожую, крепко держа под руки пьяного в стельку отца. Глаза родителя были прикрыты, изо рта стекала слюна – папка явно не понимал, где находится. Брюки между ног высохли, так что ничто не выдавало позора.
– Хозяйка, твой? Принимай! – громогласно сказал первый мужик.
Отличить гостей друг от друга было сложно: оба одеты в белые футболки, черные спортивные штаны и кеды; головы лысые. Спортсмены, что ли?
